Ее взгляд спустился ниже и остановился, видя его возбуждение.
– Надеюсь, вы видели во сне меня.
Легкая усмешка приподняла уголок его рта.
– Конечно, и не только сейчас – я хочу сказать, я просыпаюсь так всякий раз…
Он внезапно замолчал, вздрогнув от прикосновения ее руки к предмету обсуждения. Лень как рукой сняло, и следующие пятнадцать минут на постели метался задыхающийся клубок, сплетенный из рук, ног и длинных каштановых волос.
Громкое бурчание в животе вызвало у Энни приступ смеха.
– Нет, нам все же стоит позавтракать. Мне кажется, что мы наработали приличный аппетит.
Филипп посмотрел на солнечный свет, пробивающийся сквозь шторы.
– Вы, наверное, хотите сказать, пора пообедать. – Он встал и потер плоский живот. – Я зверски голоден. – Не обращая внимания на то, что они оба раздеты, он подошел к двери в коридор, толчком распахнул ее и заорал: – Сюзанна! Принеси нам поесть! И побольше!
Смеясь, Энни поспешно натянула простыню.
– Филипп!
Поглощенный какой-то внезапной мыслью, он повернулся и направился через комнату обратно, но, дойдя до постели, не остановился, а прошел мимо, бормоча:
– Куда, черт возьми, этот проклятый Жак запихнул мой халат?
Когда он дошел до двери, ведущей в библиотеку, Энни почувствовала, что ее улыбка начала увядать.
И почти тут же, словно ощутив на себе холодные брызги вновь накатившей волны одиночества, Филипп остановился.
– Что с вами? Вы побелели, как… – Потом он начал что-то понимать, и черты его лица разгладились. – Ох, до чего же глупо с моей стороны. – Он вернулся к кровати и сел около Энни. – Не беспокойтесь, Энни.
Она удивленно подняла глаза. Он знал ее прежнее имя! Ее настоящее имя!
Он продолжал:
– Я сейчас же вернусь. Вся моя одежда пока еще в другой комнате, но это ненадолго. Я обещаю, что никогда больше вас не оставлю. Если вы не попросите меня об этом. Даю вам слово.
Как долго Энни молилась, чтобы он сказал именно эти слова!
– Я знаю, это неразумно, но мне хочется, чтобы вы ни на минутку не оставляли меня. Ни на одну. – Она обняла его и уткнулась ему в грудь. Надежное, успокаивающее тепло его тела дало ей мужество говорить откровенно. – У меня какое-то странное чувство, что стоит мне упустить вас из виду, как произойдет что-то ужасное.
– О, мое сердце, как вас убедить? – Он глубоко вздохнул. – Я столько раз отгораживался от вас – столько раз, – но эти дни позади. Клянусь в этом. Нравится вам или нет, но теперь от меня не отделаться. Больше не будет никаких запертых дверей между нами. И никаких раздельных комнат.
– Мне бы хотелось, чтобы мы всегда оставались такими же близкими, как сейчас, в этой постели.
Филиппу тоже хотелось лежать обнаженными рядом. Как можно дольше. Он не помнил себя таким счастливым, как сейчас, но даже это минутное счастье было, увы, не безоблачным. Он обязан сказать.
– Разве важно, в какой мы постели, если мы вместе? – Он почувствовал, что она насторожилась, но продолжал: – Мы не можем оставаться здесь.
Она отстранилась и пристально взглянула в его глаза.
– Письмо в монастыре, да?
– Да. – Он постарался по возможности представить все в наилучшем свете. – Послание от моего отца. Ему, похоже, удалось устроить все так, чтобы уберечь себя – а заодно и нас – от бесчестия, объявив, что мы были спасены из рук бунтовщиков и отправлены в его владения в деревню, чтобы оправиться от пережитого.
После долгого молчания она упавшим голосом прошептала:
– Нам надо возвращаться?
– Да. И прямо сейчас. Но все будет хорошо. – Он вновь притянул ее к себе, то ли чтобы успокоить себя, то ли утешая ее. – Бунт подавлен. Мы наконец-то можем быть свободны и от войны, и от политики. Если после встречи с отцом все пойдет как надо, я смогу оставить службу. Тогда мы уедем в Мезон де Корбей и заживем там мирной жизнью. – Говоря это, Филипп и сам начал верить, что так все и будет.
Анна-Мария еще крепче обняла его.
– А что, если, вернувшись, мы обнаружим, что наши дела не так уж хороши?
– Мы на самом деле гораздо лучше подготовлены ко всему, чем можно подумать. – В его голосе крепла решимость. – Когда разгорелось восстание, я вложил деньги, все, какие мог, во владения, следы которых не найдет даже мой отец. Большинство наших вкладов в безопасности, но я не мог воспользоваться ими, когда мы так спешно бежали из города. – Если на нее и произвела впечатление его предусмотрительность, то она не подала вида. – Если, по возвращении в Париж, мы столкнемся с серьезными трудностями, то попросту заберем деньги и уедем куда захотим. В Азию. В Новый Свет. Сюда. Как вы решите. Но мы будем вместе, и у нас будет достаточно средств, чтобы обеспечить нашим детям спокойное будущее.
Слова Анны-Марии звучали тоскливо, как звон похоронного колокола:
– Я всегда хотела, чтобы мы могли куда-нибудь уехать – куда угодно, только не в Париж. Я боюсь, Филипп. Боюсь, что, если мы вернемся ко двору, то расстанемся навсегда.
– Этого не будет, я обещаю. Я покончил со двором и всем, что с ним связано. – Он действительно так считал. Крепко обняв ее, он нежно поцеловал ее макушку. – Мы начнем готовиться к поездке уже завтра. А на следующий день я хотел бы уехать.
– Так быстро… – Она долгим взглядом обвела комнату. – Хорошо. Я буду готова.
Филипп услышал в ее голосе горькое смирение и убежденно настаивал:
– Нам надо вернуться. Вы заслуживаете большего, чем эта дыра, Энни. Мезон де Корбей – огромный дом, а вы по праву его хозяйка. Вы будете свободно жить там, а не прятаться в этом крохотном местечке.
Страстность его слов удивила их обоих. Прищурившись, она переспросила:
– Хозяйка по праву?
Филипп отпрянул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114