— Я тоже пытался… — Подушка смялась под головой Лорны, она выгнулась, сжав пятками бедра Йенса, вытянув губы и закрыв глаза. Схватив простыню, Йенс отшвырнул ее, а Лорна в этот момент смотрела на него и ласкала. Насладившись первой радостью прикосновения обнаженных тел, они дали своим телам полную волю, позволив мускулам и жилам ощутить этот праздник жизни. И в этом слиянии промелькнули все те долгие дни и часы лета, когда им приходилось скрывать свои чувства. Частью сегодняшней ночи стал и их первый сексуальный опыт в сарае, его приятным и осмысленным уроком предстояло теперь повториться еще в лучшем качестве.
— Ты… — простонал Йенс, переполненный чувствами, — день и ночь сводишь меня с ума. Почему ты не осталась у себя, дочь богатея?
— Попроси луну остановить приливы… А почему ты не прогнал меня, сын бедного корабела?
Вместо ответа Йенс лишь снова застонал, опять прильнул к ее телу, позволив Лорне обхватить его ногами.
Они замолчали, тела их изогнулись, и лишь учащенное дыхание прорывалось сквозь стиснутые зубы.
Эти минуты слияния прогоняли мрачные мысли и плохое настроение, открывали для них некоторые метины: первая вспышка страсти возникает быстро, но и быстро проходит; следующие за ней неторопливые, нежные ласки вновь наполняют тела жизненной силой; очень трудно шептать, когда хочется кричать, благословляя небеса; если даже намерения мужчины благородны, он не всегда может сдержать себя. И когда Йенс и Лорна задрожали, он закрыл ей рукой рот, чтобы удержать от крика, и попросил луну остановить приливы, но луна лишь улыбнулась, и Йенс остался в теле Лорны до последней судороги и последнего вздоха.
Глава 11
Сентябрь близился к концу. Все меньше становилось теплых дней, на рассветах над озером начал появляться туман, когда холодный воздух соприкасался с поверхностью теплой воды. Смолкло кваканье лягушек, на смену ему пришло тревожное кряканье канадских гусей, задирающих головы к небу. Растущий на болотах вдоль берега рогоз покрылся пуховками, и это жалкое зрелище означало, что краснокрылые дрозды обклевали его и отправились на юг. Небо во время закатов солнца раскрашивалось живописными оттенками кроваво-красного и оранжевого цветов, бросая блики на опустевшие поля. Воздух наполнился ароматами сжигаемой листвы и соломы, по ночам вокруг луны появлялось сияние, предупреждая о приближении холодной погоды.
В сарае, где строилась яхта, началась ее обшивка. Паровая камера теперь работала ежедневно, но загружали в нее ароматную сосну, от чего в сарае было влажно и стоял такой стойкий смолистый запах, что подлетавшие к окнам сарая воробьи стучали в стекла, словно просясь внутрь. Планка в шесть дюймов шириной и полдюйма толщиной распаривалась, намазывалась клеем и привинчивалась шурупами на место, на нее внасхлест крепилась следующая, на нее другая и так далее. Яхта уже приобрела реальную форму с линией обтекаемости и четкой продольной линией. Обшивка завершилась, теперь предстояло конопатить яхту. Полоски хлопчатобумажной ткани заталкивались между планками, потом надо было намочить их и подождать, пока они разбухнут от воды, обеспечивая герметичность яхты. Отверстия под шурупы заделывались деревянными затычками. А потом последовал этап работы, который понравился Лорне больше всего.
Когда она впервые увидела, как Йенс строгает, она подумала, что это самые привлекательные движения, которые ей приходилось видеть. Держа рубанок в руках, он наклонялся, делал выпады, плечи его склонялись под строго определенным углом, двигались и выгибались, он работал с истинным наслаждением. Лорне еще не приходилось видеть, чтобы человек с такой радостью делал свое дело. Йенс насвистывал во время работы, часто приседал на корточки, оглядывал яхту, прищурив один глаз. Ноги его по щиколотку утопали в сосновых стружках, таких же белых, как его волосы, казалось даже, что они одинаково пахнут.
— Когда я был мальчишкой, — вспоминал Йенс, — я частенько получал подзатыльники от отца, если пытался обработать наждачной бумагой лодку, предварительно не обработав ее хорошенько рубанком. Мой отец… он был суровым человеком. Иногда даже до строгания, когда мы делали остов, он мог взглянуть на уже готовый отсек и сказать: «Это надо переделать, ребята». Мы начинали хныкать, жаловаться, говорили ему: «Папа, да здесь все нормально». Но теперь я рад тому, что он заставлял нас все переделывать и доводить до ума. Вот у этой яхты… у этой маленькой красавицы будет такая линия обтекания, что ей не будут страшны никакие ветры.
Лорна слушала, смотрела, восхищалась тем, как ходят мускулы на руках и плечах Йенса. Ей казалось, что она могла бы всю жизнь наблюдать за тем, как этот человек строит яхты.
Она сказала ему:
— Тогда, когда я зашла на кухню, вы все ели торт, а миссис Шмитт попросила тебя наколоть льда для моего чая… Ты присел на корточки и начал колоть его ледорубом, а рубашка слегка задралась над брюками. Открывшийся кусочек твоего тела напоминал по форме рыбу, я не могла оторвать от него взгляд. На тебе были черные брюки и сильно вылинявшая красная рубашка… Помню, как я подумала, что она, наверное, была цвета спелого помидора, но ее очень много раз стирали. А твои подтяжки врезались прямо в голую кожу, ты колол лед, и его кусочки перелетали через твое плечо на пол. Наконец ты отколол большой кусок, зажал его в руках, а потом он скользнул из твоих пальцев в мой стакан… а ты вытер руки о бедра. — Йенс прекратил строгать и стоял, глядя на Лорну. — И вот я смотрю, как ты строгаешь, и меня охватывают такие же чувства.
Йенс молча отложил рубанок, подошел к ней, обнял и поцеловал, принеся с собой запах, даже почти вкус сосны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130