Я же вижу, что ты рассуждаешь точно так же, как твои родители. Избавишься от этого кухонного работника. Избавишься от ребенка. И никто ничего не узнает, так ведь?
— Йенс, прошу тебя… мне и так тяжело.
— Тебе тяжело? — Ему не удалось сдержаться, и Йенс снова повысил голос. — А задумывалась ли ты хоть на минуту, каково было мне? Я не знал, где ты. Не знал, почему ты не приехала тем поездом, Думал: а может быть, они заставили тебя сделать аборт и сейчас ты лежишь где-нибудь и умираешь от того, что какой-нибудь мясник изуродовал тебя? Но вот я здесь. Умоляю тебя выйти за меня замуж, а ты отказываешься. Так, может быть, ты хочешь, чтобы я еще заплакал от того, что тебе тяжело?
Йенс отвернулся, изо всех сил пытаясь сдержать ярость, стараясь отогнать от себя мысль, что ничего уже нельзя исправить, потому что она отказалась уйти с ним. Он ненавидел ее родителей и… немного… ее саму. Целую минуту Йенс боролся со своими эмоциями, глядя на уединенный мирон монастыря Святой Сесилии, но почти не видя ни вылезающих из земли тюльпанов, ни голых клумб с розами, ни монахини, мелькавшей в своих черных одеждах между арок галереи. Он боролся с собой молча, пока наконец не взял себя в руки и не заговорил уже спокойнее.
— А хочешь узнать кое-что забавное? — спросил Йенс, все еще стоя спиной к Лорне. — А ведь я все-таки люблю тебя. Вот ты сидишь на этой скамейке и говоришь, что останешься здесь и позволишь им забрать нашего ребенка, вместо того чтобы принять самое правильное решение и уйти со мной. А я все-таки люблю тебя. Но вот что я тебе скажу, Лорна… — Он повернулся к ней лицом, взял шляпу и надел ее. — Если ты отдашь нашего ребенка, я буду ненавидеть тебя до конца своих дней.
Заплаканная, страдающая, разрывающаяся между двумя противоречивыми чувствами, Лорна смотрела ему вслед, смотрела, как он скрылся в тени голых вязов у ворот, где его ожидала бричка. Сестра Деполь прекратила молиться и, стоя в тени галереи, наблюдала за опечаленной Лорной, окутанной теплыми лучами щедрого послеобеденного солнца.
— Прощай, Йенс, — со слезами на глазах прошептала Лорна. — Я тоже люблю тебя.
Йенс ушел из монастыря расстроенный, очень расстроенный. Злой.
Напуганный.
Ищущий выход бурлящим эмоциям. К тому времени, как он добрался до вокзала в Милуоки, решение было принято. Пусть он для всех этих Барнеттов просто кухонный мужик, но он им еще покажет! И об этом, черт побери, узнают все.
Перед отходом поезда он отправил телеграмму своему брату Девину: «Приезжай скорее. Ты мне нужен. Мастерская готова».
Казалось, что все события на Озере Белого Медведя происходили как-то разом. Весна была необычайно теплой, дачники съехались в свои коттеджи. Тим вернулся из зимних путешествий. В яхт-клубе открылся сезон. На озере замелькали паруса. Каждый день все только и говорили о предстоящей в середине июня регате.
Тим сообщил, что Гидеон Барнетт наотрез отказался достраивать «Лорну Д», так что яхте Тима «Манитоу» предстояло стать центром всеобщего внимания. Йенс трудился над «Манитоу» как проклятый, утопив в работе все свои беды и невзгоды, а Тим фотографировал, составляя хронику летнего сезона для стен яхт-клуба.
В один из дней в середине мая, когда уже цвела сирень и сливовые деревья, а поезда снова стали ходить на Озеро Белого Медведя через каждые полчаса, Йенс поехал встречать брата Девина.
Он ждал на платформе, вглядываясь в проплывавшие мимо окна поезда. Колеса замедлили ход, паровоз окутался паром, послышался лязг, и поезд остановился. Из вагона вышел проводник, а за ним женщина с корзиной, другой рукой она держала мальчика. А потом появился Девин собственной персоной… и Йенс побежал к нему, раскинув руки для объятий. Братья радостно обнялись, похлопывая друг друга по спине, они улыбались до боли в скулах, вглядывались друг в друга до рези в глазах.
— Ты приехал! Ты здесь!
— Я здесь!
Они разжали объятия, отступили на шаг, оглядели друг друга и радостно рассмеялись.
— Ну, брат, вот ты какой стал! — Йенс ухватил младшего брата за бакенбарды и покрутил его голову. Девин был блондином, чуть ниже ростом и чуть полнее Йенса. — Вижу, что ты уже бреешься!
— А как же. Я же женатый человек, у меня двое детей, одного из которых ты еще и не видел. Кара, иди сюда!
— И Кара приехала? — Удивленный Йенс повернулся и увидел свою невестку. Одного ребенка она держала на руках, второго за руку. Полненькая Кара улыбалась, ее белокурые волосы были заплетены в косы и уложены наверх, такую прическу всегда носила их мать.
— Кара, дорогая! — Пенсу всегда нравилась Кара. Они крепко обнялись. — Этот толстый увалень никогда не писал мне, что приедет вместе с тобой!
— Йенс… я так рада видеть тебя.
Девин пояснил:
— Я просто не мог оставить ее.
— И очень хорошо, что не оставил! А это кто? — Йенс потянулся к ребенку, барахтавшемуся на рунах матери, и поднял его высоко над головой.
— Это маленький Роланд, — с гордостью ответил Девин. — А это Джеффри. Джеффри, ты ведь помнишь своего дядю Йенса, да?
Джеффри застенчиво улыбнулся и прижался головой к бедру матери. Роланд захныкал. И Йенс вернул его матери, переключив свое внимание на Джеффри, который был еще в пеленках, когда Йенс последний раз видел его.
— Джеффри, не может быть! Смотри-ка, как ты вырос!
Семья! Неожиданно они оказались все здесь, скрасив будущее одиночество Йенса. Они снова обменялись с Девином радостными восклицаниями и шутками, потом Девин сказал:
— Я знаю, ты не ожидал приезда Кары с мальчиками, но мы поговорили и решили, что, куда поеду я, туда поедет и она, несмотря на то, какие неожиданности могут подстерегать нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130