В воздух взметнулись руки с пивными кружками и без них, раздались крики «ура», после чего послышались звучные глотки.
Сэм Пиплз выбрал один из кошельков, аккуратно высыпал из него золотой песок на весы: из расчета двадцать долларов за унцию. Кучка стоимостью в полтора доллара выглядела так несолидно, что было непонятно, зачем поднимать вокруг нее столько шума.
Когда владельцы разобрали обратно свои кошельки, стало ясно, что плата за постой взята из принадлежащего высокому долговязому мужчине с туповатой улыбкой на лице. У него были водянистые глаза с красными веками и выпирал кадык, а сам мужчина раскачивался на пятках, словно под сильными порывами ветра.
— Спасибо вам, мистер… — проговорила Сара. Он продолжал качаться и улыбаться в блаженном опьянении.
— Брэдиган, — подсказал Рис. — Его имя Патрик Брэдиган.
— Спасибо, мистер Брэдиган.
Тот накренился в сторону Сары с таким видом, будто хотел вглядеться в нее, хотя вряд ли был в состоянии различить ее черты — его глаза разъезжались в разные стороны.
— Завтра же верну вам долг, как только откроется банк.
Долговязый произвел вялое движение рукой, означавшее, видимо, «ладно, хорошо», кто-то засунул мешочек с золотом ему в карман.
— Где мне найти вас? — продолжала Сара.
— Что еще я могу сделать для прекрасной леди? — пробормотал он.
— Брэдиган немного перебрал сегодня, — объяснили Саре из толпы. — Не соображает, кто за кого платил.
Они собрались нести ее чемоданы наверх в номер, но Сэм Пиплз воспротивился.
— Вы разбудите всех моих постояльцев! Джентльмены, пожалуйста, прошу вас, возвращайтесь в салун, откуда пришли.
— Все твои постояльцы еще в салуне!
— Тем более присоединяйтесь к ним, — умолял он. Наконец все сопровождавшие Сару ушли, размахивая руками и шляпами и хором желая «доброй ночи» «прекрасной маленькой леди», что не совсем соответствовало действительности.
Сара была ростом намного больше пяти футов, с прямыми каштановыми волосами, и нос у нее, как она сама считала, был более длинный, а губы более тонкие, чем следовало. Зато глаза совсем неплохи — голубые, с живым блеском, оттененные густыми ресницами. Это придавало ей привлекательность, но все равно никто, даже обладающий самым ярким воображением, не назвал бы ее «прекрасной». Этой девушке в длинных чулках и с длинным лицом никогда еще мужчины не уделяли столько внимания, сколько сегодня за последние четверть часа.
— Я определю вас в комнату на третьем этаже. — Довольный благополучным разрешением конфликта Пиплз подхватил один из чемоданов Сары. — Она у нас самая теплая.
Он повел ее через все здание, основной отличительной чертой которого были размеры. Оно было огромное, но сырое, во всех смыслах этого слова, неоштукатуренное, с голыми окнами без занавесок, тусклое и невыразительное, и единственными яркими пятнами на этом фоне являлись большая фарфоровая плевательница да еще настенный календарь с изображением водопада за стойкой. Полы были из свежих сосновых досок, еще хранящих дух лесопилки; стены — из брусьев, с многочисленными клиньями и щелями, исторгающими смоляные слезы, а те места, где повыпадали сучки, напоминали пустые глазницы.
Лестница, расположенная сразу за конторкой, привела их к началу темного узкого коридора, посреди которого свисала со стены масляная лампа, а под ней стояло большое помойное ведро, накрытое крышкой.
Сэм остановился возле третьей комнаты слева и открыл дверь, сложенную из планок зигзагообразной формы.
— Вода в кувшинах за дверью, — пояснил он, — но только по утрам. Для мусора ведро вон там, видите? Спички на полке слева от двери… Сейчас принесу ваш второй чемодан.
Когда он вышел, Сара нашла узкий спичечный коробок и зажгла лампу над кроватью. В мутном оранжевом свете предстала перед ней комната… «Боже, куда меня угораздило заехать?..»
Стены такие же, как внизу в холле, — голью доски, из щелей задувает ветер. Над головой обнаженные балки потолка, окна без занавесок, почти никакой мебели: кровать из темной трубчатой жести да столик с лампой; ни скатерти, ни хотя бы салфетки — ничего… Нет даже верхнего покрывала, просто шерстяное зеленоватое одеяло и подушка… слава Богу с муслиновой наволочкой.
Сара откинула одеяло, увидела простыни, тоже из муслина, потрогала матрац — мягкий, набитый соломой пополам с ватой — и вздохнула с некоторым облегчением.
Еще в комнате была этажерка, на ней стояли кувшин и таз. В самом низу, за дверцей, фарфоровый горшок.
Сара как раз закрыла эту дверцу, когда вошел Сэм Пиплз со вторым чемоданом.
— Я не ела с самой середины дня, — объявила ему она. — У вас ничего не найдется?
— С-столовая уже закрыта, извините, мисс. Но к завтраку она откроется.
— Ox, — вздохнула Сара разочарованно. Он пошел к двери.
— Здесь, в Дедвуде, — сказал он оттуда, — не так уж много женщин… Лучше, если вы запрете свою дверь. — Он указал на деревянные брусья, стоящие возле двери, у стенки. — Спокойной ночи, мисс. Я счастлив, что вы остановились у нас.
— Спасибо, мистер Пиплз. Доброй ночи.
Когда дверь за ним закрылась, Сара потрогала руками грубые тяжелые брусья и железные скобы по обеим сторонам от дверей. С трудом подняла эти бревна, вставила в отверстия, после чего повернулась, оглядела полутемную комнату и вздохнула с облегчением: часть дела сделана.
Она опустилась на край кровати, подпрыгнула на ней несколько раз и опрокинулась на спину, закинув руку за голову. Глаза у нее сами закрылись. Из пяти ночей, проведенных в пути, лишь в двух случаях удалось поспать в кровати; еще две ночи — на полу в помещении придорожной станции, завернувшись в свое одеяло, и одну ночь — на жестком сиденье в дилижансе, выпрямившись, как складной плотницкий метр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149