Он заколебался у двери, скривился, потом прижался лбом к грубым доскам двери и вздохнул. Нет, это просто нелепо. Он ведет себя словно испуганная девственница. А Эрик отнюдь не был девственником и даже не мог вспомнить свои ощущения в первый раз. Ему и двенадцати лет не было, когда у него появилась первая женщина, Она следовала за лагерем, одна из многочисленных шлюх, что сопровождают воинов с одной битвы на другую, отдаваясь каждому, у кого есть чем заплатить. Он тогда был сущим юнцом, впервые вырвался на свободу и жаждал испытать все сполна.
И он испытал, подумал он сейчас, вспомнив свой энтузиазм в тот первый раз. Ему даже не пришлось ничего платить. Она – он не мог вспомнить ее имени – назвала это твоим добрым делом, «объездила», так сказать, мальчика. Его тогда распирало от гордости, как молодого петуха, и он совершенно не уловил смысла ее слов. Только позднее, с опытом, он понял, что она позабавилась с ним бесплатно из жалости. Не было никакой нужды в прелюдии; его плоть была тверда словно камень еще до того, как он расстегнул штаны. Он успел один раз поцеловать ее, задрать ей юбку и даже вонзиться в нее, но больше его молодое взволнованное тело не выдержало и потребовало немедленного высвобождения. Оглядываясь назад, он поражался, как тогда сумел продержаться почти минуту.
Качая головой и испытывая смущение, свойственное зрелым людям, когда они вспоминают юношеские проделки, он закрыл глаза. Второй раз у него тоже получилось не лучше. Но зато третий – это было совершенно иное дело. То ли благодаря опыту женщины, то ли потому, что он был пьян, но он научился у нее очень многому. Молли. Он сомневался, что когда-нибудь забудет ее имя. Она первая стала учить его всему, что нужно знать об отношениях между мужчиной и женщиной, и ей нравилось учить. Эрик продолжал набираться опыта и в последующие годы. Он обнаружил что он нравится самым разным женщинам – и шлюхам, и служанкам, и дамам.
И хватит топтаться под дверями собственной спальни. Нужно перейти к делу, не думая об этом как о работе. Неудача первого раза не повторится. Ему уже не двенадцать лет.
Розамунда сидела на постели, поглаживая мурлыкавшего котенка, которого назвала Чернышом, и ожидала мужа. Эрик остался за столом после ее ухода, очевидно, обсуждая с мужчинами увиденное при объезде владений и дела на завтра. Именно об этом шла речь во время трапезы. Розамунда молча прислушивалась к беседе, заметив, что никто не упомянул о конюшне или о конюхе. Лишь один раз кто-то сказал, что новые конюшни все же будут построены.
Отчаянно пытаясь не думать о смерти отца, чтобы избежать слез за столом, Розамунда дала волю возмущению и гневу. Это помогло ей продержаться весь ужин, но, когда она вернулась в спальню, мысли об отце снова стали одолевать ее. Ей становилось так горько и больно, что она старалась думать о другом. На замену пришли одновременно две мысли: о ее прискорбной неспособности стать хорошей женой и о том, что вскоре ее муж войдет в спальню с намерением исполнить супружеский долг. Измученная ожиданием, она почти обрадовалась, когда дверь открылась и муж вошел комнату.
Она сидела на кровати, все еще одетая, поглаживая котенка. Выдавив из себя улыбку, Эрик закрыл дверь и направился к жене. Присев на край постели, он рассеянно обвел взглядом комнату. Все в ней было по-прежнему, и ничто не могло отвлечь от предстоящего дела.
– Муж?
Вздрогнув, Эрик вопросительно посмотрел на Розамунду.
– Вы все еще желаете…
– Да, – прервал он ее тревожный вопрос, потом взглянул на котенка, уютно устроившегося у нее на коленях. – Я только… уберу малыша, – заявил он, снова убеждая себя что не ищет повода потянуть время. Не обращая внимания на когти и зубы, немедленно впившиеся в его ладони, Эрик подхватил шипящий клубок с ее колен и отнес его к креслу у огня. Усадив котенка, он повернулся и замер. За это время его жена успела встать на постели на четвереньки и задрать юбку до талии. Эта нелепая поза не переставала приводить его в состояние растерянности.
Закрыв глаза, он досчитал про себя до десяти, потом снова заставил себя посмотреть на нее, распрямил плечи и решительно направился к постели.
– Жена… Розамунда, – поправил он себя и через силу улыбнулся, когда она взглянула на него через плечо. – Иди сюда. – Он указал рукой на край кровати, и она непонимающе посмотрела на него.
– Я думала, что вы хотите начать…
– Да, но прежде я хочу, чтобы ты подошла сюда, – перебил он ее.
Розамунда слегка нахмурилась. Лицо мужа было раздраженным, он только что не рычал. Она явно чем-то снова, рассердила его. Вздохнув про себя, она повернулась и пододвинулась к Эрику, неуверенно глядя на него.
Взяв ее за плечи, он мягко потянул ее к себе и прикоснулся губами к ее губам. Розамунда тут же резко отстранилась от него:
– Что вы делаете?
Закрыв глаза, ее муж страдальчески вздохнул:
– Я целую тебя.
– О! – Не понимая, почему он тратит время на поцелуи, Розамунда все же позволила ему снова обнять ее. Она была неподвижна и безучастна, когда его губы мягко скользили по ее губам, до тех пор, пока он не коснулся языком ее губ. Вздрогнув, она снова попыталась отстраниться, но он удержал ее, упорно касаясь губ языком, пока они не приоткрылись. Его язык мгновенно проник во влажные глубины ее рта и коснулся ее языка, вызвав восхитительное ощущение. Она терпела это несколько мгновений, чувствуя, как в ней поднимается жаркая волна. Но страх придал ей силы, и она вырвалась из его объятий.
Юстасия говорила, что не должно быть никаких похотливых поцелуев. Розамунда не знала, считается ли похотливым этот поцелуй, но была уверена, что все, что доставляет такое наслаждение, непременно грешно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92