Гита озадаченно нахмурилась:— Но разве это не листья иглицы и…— Вы хорошо знаете травы, — прервала ее Эмма, стремясь перевести разговор на другое.— Да, меня мать научила разбираться в них. — Гита повернулась к разложенным на столе для просушки растениям. Бережно проведя по ним рукой, она удивленно взяла один из цветков. — Это ведь дамиана?— Да, она укрепляет организм. — Эмма услышала в своем голосе оправдывающиеся нотки и внутренне поморщилась. — И налаживает работу всех органов тела.Губы Гиты чуть дрогнули в усмешке, и она положила афродизиак на место.— Да, она наладит.Эмма вспыхнула как маков цвет, почувствовав в словах Гиты намек, но была избавлена от ответа шумом открывшейся двери. В кухню заглянул Сиберт и при виде Гиты нежно заулыбался:— Французский хорек шумит, почему Гита так долго где-то задерживается. Может быть, стоит…— Да, да, — вздохнула Гита и направилась к двери, ответно улыбнувшись Сиберту. — Проводишь меня наверх?Эмма с удивлением отметила, каким игривым тоном это было сказано. Глаза ее открылись еще шире, когда Сиберт вспыхнул, судорожно сглотнул и кивнул даме своего сердца.— Кровь Христова! Ну и дела! — пробормотала Эмма, качая головой. Скоро придется что-то решать насчет этой парочки, подумала она, возвращаясь к своему вареву. Это была очередная порция отвара дамианы. Она готовила ее каждый божий день и щедрой рукой подливала это зелье в кружку мужа. Еще недавно Эмма собиралась сократить вливаемое количество, но после его недавней угрозы…Не то чтобы она всерьез поверила, будто он прекратит спать с ней. Ему явно доставляло удовольствие это делать. Да и вообще она не была уверена в причине его раздражения… Но поберечься не мешает. Она не только не уменьшит его порцию дамианы, а удвоит ее. Впрочем, другие травы она, пожалуй, не будет ему давать, а то в его кружке совсем не останется места для эля. Но дамиану он будет получать регулярно… на всякий случай.
Эмма открыла глаза, посмотрела на пустое место рядом с собой на постели и тяжело вздохнула. Кажется, Эмори твердо решил больше не спать с ней. Вчера за ужином он принялся пить эль, кружку за кружкой, и не останавливался до тех пор, пока голова его не упала на столешницу и громкий басистый храп не возвестил о полном забытьи. Эмма не стала его будить: пусть спит, где заснул, — и одна поднялась наверх в свои покои.Несмотря на то что она не удвоила, а учетверила порцию дамианы в его эле, он не пришел к ней. Возможно, действие травы ослабевало по мере того, как человек привыкал к ней? А может быть, количество выпитого эля перебороло сном возбуждение от дамианы? Как бы то ни было, трава на него не подействовала, и она провела долгую ночь, ворочаясь в холодной, одинокой постели. Странно, как легко привыкнуть к присутствию мужчины у себя под боком и как тяжело после этого смириться с его отсутствием…Еще раз вздохнув, она в конце концов заставила себя встать и одеться. Неужели муж и вправду решил не возвращаться в ее постель? Она не желала даже думать о такой возможности, не только из-за того, что хотела иметь ребенка, но и… Нет, сама мысль об этом казалась ей невероятной! Она просто будет тосковать по мужу! Вот и все, как на духу.
Эмори сдержал слово — он советовался с нею почти по всем вопросам. Кроме того, он действительно стал с ней разговаривать, главным образом по ночам. Держа ее в объятиях после их соединения, он обсуждал с Эммой все события дня. Сначала их разговоры не клеились: Эмори чувствовал себя неловко. Однако он настойчиво продолжал, и вскоре это вошло в привычку, стало их ночным ритуалом. Покидая этим утром спальню, она призналась себе, что прошлым вечером ей этого не хватало.В большом зале кипела жизнь. Шум голосов оглушил Эмму, когда она спустилась вниз. Эмори сидел на своем обычном месте, но как-то съежившись, и с мрачным видом поглядывал на окружающих, словно их беспечные улыбки и смех наносили ему обиду. Было очевидно, что его плохое настроение за ночь не улучшилось.Сдержав вздох, Эмма изобразила на губах улыбку, чтобы весело поприветствовать мужа, но на полдороге к столу обратила внимание на собак перед очагом. Наморщив лоб, она замедлила шаг и с любопытством и тревогой подошла к ним поближе.Как и у всех в замке, у собак были свои неизменные привычки. Днем они слонялись по двору, бродили вокруг замка, играли с детьми и, если требовалось, участвовали в охоте. В дождливые дни они стремились проникнуть на кухню, жалобным подвыванием и повизгиванием провожая повариху в надежде выпросить кусочек съестного. Ночью они пристраивались около очага и спали в тепле, но пробуждались сразу, как только появлялись люди, чтобы присоединиться к завтраку. Тогда они крутились около стола, мгновенно подхватывая нечаянно оброненные или брошенные им куски.Сейчас собаки должны были находиться у столов, однако они продолжали спать, и это насторожило Эмму: не могли псы безмятежно дремать во время шума трапезы… если только они были здоровы…Эмори сразу почувствовал появление Эммы в зале. Проклятие! Даже отдаленного ее присутствия было достаточно, чтобы его мужская плоть налилась своей особой щекочущей живостью. Улыбка же Эммы вызывала там такое… отвердение, что ему позавидовали бы камни Стонхенджа. Беда была в том, что одновременно размягчался ум. Блейк был в какой-то степени прав, но, убей Бог, Эмори не мог объяснить, почему с ним такое происходит. Сначала его расстраивало, что жене чересчур нравится с ним спать. Теперь его тревожило, что соединение с ним интересует ее лишь постольку, поскольку это необходимо для зачатия ребенка. В голове и чувствах Эмори был полный сумбур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79