Потом произнес беспечным тоном:
— С укороченными волосами ты еще красивее, чем с длинными. Однако я хотел бы дожить до того дня, когда они снова отрастут.
Кьяра недоуменно моргнула: о чем говорит этот безумец? И, судя по всему, он страшно доволен собой.
— Все это отнюдь не смешно, — сказала она сердито. — Дамон считает тебя мертвым, но если узнает, что ты проник во дворец, то не успокоится, пока…
— Значит, надо постараться не попасть ему в руки. — Прислонившись к стене, Ройс стал снимать тяжелые, подбитые железом башмаки. — Сегодня я целый день трудился над новым приспособлением для лазанья по скалам. — Он кивнул на непонятный предмет, лежавший под окном и немного напоминавший арбалет. — И, конечно же, решил его опробовать. Так я и сказал Тейну.
— Но наверняка не сказал, где это испытание состоится!
Он снова улыбнулся:
— Кажется, нет. — Он выпрямился, стащил с рук перчатки. — Ух… Неужели леди так и простоит там всю ночь, застывшая словно изваяние, и не поцелует несчастного скалолаза!
Ответом ему был лишь сердитый взгляд. Ей хотелось накричать на него, ударить, а потом стиснуть в объятиях, чтобы он застонал от боли.
Ройс протянул к ней руки, и она кинулась к нему, забыв обо всем, шепча его имя, целуя перепачканное сажей лицо.
Он прижал ее так, что Кьяра чуть не задохнулась, но ей было мало этого. Она хотела слиться с ним не только губами, языком, но и всем телом. Девушку сотрясала дрожь от беспокойства за него, от радости, от страха перед неминуемым расставанием.
Наконец Ройс оторвался от ее губ, тяжело дыша, все еще сжимая ее в объятиях.
— Господи, — прерывистым от страсти голосом произнес он. — Как же мне не хватало тебя, моя малышка! Всего один день, а показалось, что прошла целая вечность!
Девушка приникла измазанной сажей щекой к его груди, вслушиваясь в громкое биение сердца. Она тоже тосковала по нему — так, что не выразить никакими словами!
Ройс откинул ее голову, коснулся рукой черных пятен сажи на ее щеке.
— Я так и не поблагодарил вас, принцесса, за подарок, который вы сделали мне вчера.
— Вы заслуживаете большего, барон Феррано. Я лишь вернула то, что принадлежало вам по праву.
— Как я люблю тебя, Кьяра, — прошептал он после долгого молчания.
У него был такой торжественный вид, а в глазах и в голосе столько чувства, что ей стало не по себе. Показалось, что слова звучат как прощание.
Чтобы подавить страх, девушка снова прижалась к его губам.
— И я люблю тебя, Ройс.
Прошло немало времени, прежде чем Ройс разомкнул объятия и, отступив немного, с шутливой серьезностью сказал:
— Теперь, после того как мне вновь присвоен титул рыцаря, я не должен забывать о самом главном — целомудрии и благочестии.
Если бы голова у Кьяры так не кружилась от его близости, она, возможно, удивилась бы, даже возразила по поводу того, что именно является основным достоинством рыцаря, но все ее внимание было приковано к его черному лицу, вернее, к глазам, устремленным на ее полупрозрачное одеяние, в которых она читала только одно — желание.
И словно в ответ у нее задрожали руки, приподнялись и отвердели соски, раскрылись губы.
Но куда же он идет?
Ройс подошел к столику в углу комнаты, на котором стояла большая миска и кувшин, и ополоснул лицо холодной водой.
— По правде говоря, Кьяра, — признался он, — я взобрался к тебе в комнату совсем не для того, чтобы лишний раз проверить свое умение лазать по горам. Даже не для того, чтобы поведать тебе, что твой сегодняшний разговор с Дамоном оказался весьма полезным для нас…
— Полезным? — переспросила она с удивлением. — Это правда? — Ненавистное имя и воспоминание о встрече с принцем сразу вернули ее с небес на землю. — Но я… Там ничего такого не было, кроме дорогих вещей и украшений.
— Я говорю о черном кресте, якобы присланном Матиасом в подарок Дамону из Рима. — Ройс стал вытирать лицо, уничтожая остатки сажи. — Дело в том, что такой камень добывают только в скале Гунлауг, одной из многих в Рудных горах. Так утверждают знающие люди.
— Но тогда почему Дамон говорил о Матиасе? Зачем вспоминал его, увидев крест?
— Мы много размышляли об этом, — ответил Ройс, снова подходя к Кьяре. — И вот к чему пришли. Дамон велел сделать для себя крест из этого камня, чтобы тот служил ему своего рода талисманом, который бы защитил его, великого грешника, от геенны огненной.
— Кажется, я понимаю, — прошептала Кьяра. — Крест сделан из камня той скалы, где заточен его брат. И Дамон хранит его как напоминание о своем грехе, надеясь таким образом хоть как-то замолить вину.
— Да, именно так мы и подумали. Ведь многие считают, что Дамона снедает постоянное беспокойство, над ним словно довлеет что-то, мешает ему. И, возможно, этот крест — самая тяжкая его ноша.
Кьяра покачала головой: ей не верилось, что все так просто раскрылось. Впрочем, разве можно назвать это умозаключение простым? Наоборот, нити, ведущие к нему, так тонки и незаметны, что их легко было и вовсе не увидеть.
— Стало быть, мы знаем, где Матиас? — спросила она неуверенно.
— Да, — решительно сказал Ройс. — В темнице на скале Гунлауг.
— Какое странное слово. Что оно означает?
— Мне объяснили, что на языке древнего племени, когда-то жившего в тех местах, оно значит «Тот, кто делает женщин вдовами».
Къяре стало зябко.
— И на эту скалу ты должен подняться?
— Если собираюсь освободить Матиаса, да. — Он перевел взгляд на затухающее пламя очага. — Да.
Она снова покачала головой и упавшим голосом спросила:
— Когда?
— Как можно скорее. Нынче на рассвете.
Кьяра задрожала еще сильнее. Так вот зачем он, подвергаясь смертельной опасности, карабкался сюда по отвесной стене, на виду у всей стражи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86