— Он усмехнулся. — И хотя в этом действительно нет вашей вины, но если что-то со мной случится после вашего лечения, Турель заплатит сполна.
— Я не состою ни в каком заговоре с Турелем, — заметила она, покачав головой.
Гастон давно уже перестал обращать внимание на ее повторяющиеся слово в слово объяснения. Боже, как она прекрасна! Она будто согревала комнату своим дыханием, пахнущим весной. В костюме цвета свежей листвы она напоминала птичку, впорхнувшую сюда по ошибке. Комната на ее фоне выглядела унылой и бесцветной. Даже яркие шелковые покрывала на кровати с вышитым на них его гербом словно померкли.
В его спальне она была впервые. Так близко, что он без труда ощущал ее запах: лаванды, розы, тимьяна…
Черт возьми! Он хотел бы ничего не знать ни о ней, ни о ее господине, ни о чем…
Намочив льняной бинт, Селина провела по нему куском мыла и повернулась к Гастону:
— Думаю, чересчур смело надеяться, что за несколько прошедших дней ваше настроение заметно улучшилось?
— Мое настроение улучшится, как только вы отсюда исчезнете. Именно за этим я и вызвал вас сюда. Скажите, вы не передумали продолжать здесь вашу предательскую деятельность? Согласны ли вы предстать перед королем и во всем сознаться?
Селина взмахнула руками жестом, полным отчаяния.
— Я не могу! Я не могла сделать это четыре дня назад, не могу сейчас и не смогу в следующий раз, когда вы попросите меня об этом, на следующей ли неделе, через месяц ли — я никогда не смогу выполнить ваше желание.
— Печально. Я имею в виду: печально для вас. — Он вперил в нее ледяной взгляд. — Я в любом случае избавлюсь от вас, Кристиана. И очень скоро.
— Поверьте мне, я тоже с нетерпением считаю дни. — В словах Селины звучала такая страсть, что ее невозможно было заподозрить в неискренности.
— Очень неразумно. Если вам так хочется нас покинуть, почему вы не желаете сотрудничать?
— Потому что я не могу! Мне жаль, но я… — С глубоким вздохом она закрыла глаза. — Так вы хотите, чтобы я занялась вашей раной, или нет? Наш спор все равно ни к чему не приведет.
— Ладно, закончим! — зло процедил он и занялся делом, которое не должно было пробуждать в нем ни страсти, ни ярости. Выпрямившись, он развязал насквозь пропитанную кровью повязку, наложенную на бедро чуть выше колена, и шире разорвал дыру на штанах. — Рана совсем не глубокая. Просто царапина.
— Царапина? — прошептала Селина, побледнев от вида окровавленной ноги, как будто никогда прежде не встречалась с порезами.
Он даже подумал, что она сейчас потеряет сознание, но Селина аккуратно разложила принесенные с собой предметы и опустилась около него на колени.
— А зачем мыло? — с подозрением спросил Гастон. — И вино?
— Можете мне не верить, но там, откуда я прибыла, эти вещи использовали, чтобы предотвратить заражение.
— Вино предотвращает заражение? — расхохотался он. — Если бы это было правдой, то многие мои знакомые из наемников не погибли бы от ран — ведь они были завзятыми пропойцами.
— Выпивка не имеет к этому никакого отношения. Вином надо промыть порез. — Селина посмотрела на него, закусив нижнюю губу. — Это довольно болезненно. Поверьте, я не хочу заставлять вас страдать, но будет больно.
— Я не из тех, кто падает в обморок, едва до него дотронутся. Я много раз бывал ранен, и гораздо более тяжело.
— Вероятно, вы терпели ради того, чтобы теперь похвастаться этим, — пробормотала она.
— Я вытерпел все и остался жив за семнадцать лет сражений только потому, что всегда имел под рукой оружие и не терял разум. — Гастон невозмутимо смотрел, как она промывает рану. — Никогда.
«До последнего времени», — поправил он себя, и эта мысль отнюдь не доставила ему радости. Ее руки действовали быстро и ловко; она очень старалась не причинять ему боли и поменьше касаться его обнаженной ноги. И то и другое было практически невозможно. Она насухо промокнула порез и приложила к нему тряпицу, смоченную в вине.
Он даже не поморщился. Не застонал. Несмотря на ее осторожность, боль опалила его адским пламенем. Но боль от раны была ерундой по сравнению со страданием, которое он ощущал при самых легких прикосновениях ее пальцев.
Господи, как давно она касалась его тела! И случалось ли с ним такое от прикосновения женщины за все тридцать лет, что он живет на земле?
Длинные тонкие пальцы нежно касались жестких, колючих волос на коже бедра, они были так близко и в то же время так далеко от него. Ему приходилось напрягать всю свою силу воли, чтобы скрыть от нее охватывающее его и проявляющееся в самой очевидной форме желание.
Страсть обрушилась на Гастона. Это была мука, проникавшая в каждую клеточку тела, пожиравшая все его существо. Она текла по его чреслам, вызывала яркие и откровенные картины в воображении: вот он заключает ее в свои объятия, привлекает к себе, проводит руками по бархатной коже, ласкает самые укромные уголки гибкого тела, срывает одежду и опрокидывает на простыни, прижимается к ней, входит в нее все глубже и глубже, пока они оба, опустошенные и бездыханные… О нет!
— Мы видимся с вами в последний раз, моя дражайшая супруга. — Гастон понял, что заговорил вслух, только когда она в удивлении подняла на него глаза.
— Ч-что?.. — Она как раз закончила накладывать свежую повязку. Ее пальцы дрожали, щеки покрылись ярким румянцем, из глубины глаз шло теплое сияние. Ее явное неравнодушие только подстегнуло его желание и, в свою очередь, вызвало раздражение и гнев.
— Повторяю: мы видимся в последний раз.
— Но почему? Вы опять покидаете нас? — Она выглядела совершенно растерянной.
— Не я, а вы «покинете нас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114