Я же появилась из будущего и должна вернуться туда. Разве вы не понимаете?
— Нет, не понимаю, зачем вам опять потребовалось рассказывать свои сказки, Кристиана. Но вы, я уверен, все прекрасно понимаете. Я доказал вам свою правоту. Несмотря на все ваши замечания о какой-то там любви, вы показали, что, как и все, можете наслаждаться мужчиной.
От нестерпимой обиды и унижения Селина чуть не разрыдалась. Да, он доказал, что может одним поцелуем, одним прикосновением заставить ее забыть обо всем на свете, отвечать на его ласки, не услышав даже слова любви.
Он не любит ее, не верит ей. Минуту назад, когда он назвал ее настоящим именем, он просто оговорился.
Она ему абсолютно безразлична. Он не испытывает к ней никаких чувств, кроме желания физической близости. Так чем же она отличается в его глазах от всех остальных женщин, перебывавших в его постели?
А как же назвать ту бурю ощущений, которую она только что пережила? Она не знала.
Зато знала, что сейчас все ее существо буквально корчится от боли.
И она не имеет права показать ему эту боль.
— Вы ничего мне не доказали! — выкрикнула она, справившись с подступившими слезами. — В жизни есть более прекрасные вещи, чем наслаждение. Жаль, если они останутся для вас неизвестными. Впрочем, вы доказали, что мы будем более счастливы, если проживем друг без друга.
— Оставайтесь со своими детскими фантазиями, если хотите. — Гастон, больше не скрывая раздражения, встал и начал гасить костер. — Похоже, вы достаточно согрелись. Время пускаться в обратный путь.
Время!
Она сидела, одинокая и беспомощная, пока он снимал просушенные вещи с деревьев.
Время!
Ей надо вернуться домой. С первым же лунным затмением, через три недели. Если она останется здесь, то погибнет.
Либо от пули, либо от боли, которая терзает ее сердце.
Глава 12
Большую часть кухни занимал очаг, такой огромный, что в нем можно было зажарить целого быка. От горевших в нем тяжелых поленьев в помещении было по-летнему жарко. Даже кирпичный пол был теплым. Стоя у дубового стола, Селина отбросила с потного лба прядь волос.
Уж не жар ли у нее? Не простудилась ли? От ужасного подозрения замерло сердце.
Нет, просто комната слишком нагрелась. Бояться нечего. Впрочем, с тех пор как она вернулась в замок три недели назад, страхи покинули ее. Пару дней она испытывала странные ощущения в нижней части спины — какую-то боль над правой ягодицей. Но они прошли так же неожиданно, как и появились.
Чепуха! Наверное, растянула мышцу, когда бежала по лесу, или во время своего вынужденного купания, или…
Она сделала глубокий вдох и медленно — на счет восемь — выдохнула. С ней все в порядке. Должно быть все в порядке. А скоро ей будет совсем хорошо. Потому что сегодня наступает та самая ночь.
Сегодня она вернется домой!..
Она возобновила свое занятие: взбивание смеси муки грубого помола, яиц, сахара и соли. С помощью кузнеца она сделала мутовку и теперь испытывала свое новое «изобретение».
— Леди Селина, а зачем вы это делаете? — спросила Габриэль, протягивая ей кувшин молока и медную сковороду с растопленным на огне маслом. — Зачем помогаете нам на кухне, раз милорд освободил вас от работы и позволил свободно гулять по замку?
Потихоньку влив в миску молоко и масло, Селина отставила ее в сторону.
— Мне доставляет удовольствие научить вас чему-нибудь новенькому, — произнесла она, чуть более радостно, чем следовало, и вытерла о фартук испачканные в муке руки. — Обожаю приносить пользу.
Это было правдой, вернее, лишь частью правды. На самом деле ей хотелось занять чем-нибудь руки и голову, чтобы не так медленно тянулось время.
— У меня почти все готово, леди Селина, — сказала Иоланда, подогревающая на огне медную сковороду.
— Я поищу меда для нашей «ночной трапезы». — Габриэль побежала в кладовую, занимавшую соседнюю с кухней комнату.
— Думаю, тесто надо сделать более пышным, — предложила Селина.
— Да, пожалуй, так будет лучше, — послушно согласилась женщина.
Из первой порции теста для воздушного печенья часть упала в огонь, часть пролилась на пол, а некоторые брызги попали на стену и даже на потолок. Селина не удержалась от улыбки, представив, какие физиономии были бы у французских поваров, обучавших ее искусству кулинарии. Каждый вечер в последние три недели, когда слуги, окончив повседневные дела, освобождали кухню, она учила Иоланду и Габриэль стряпать.
Теперь надо думать, как убрать приставшие к полу и мебели липкие комочки, но, рассудив, они решили оставить это до завтра.
Селина оперлась о высокий стол и, продолжая взбивать тесто, смотрела на суетящуюся Иоланду. Потом медленно перевела взгляд на языки пламени в очаге. Как приятно, что последние дни ее называли настоящим именем! Девушка, конечно, больше не пыталась никого убеждать, что она из будущего, просто сказала, что это — прозвище, которым ее наградили в монастыре, и оно ей больше нравится, чем имя Кристиана.
Только Гастон упорно отказывался называть ее Селиной и не верил ни одному ее слову. Правда, он с ней почти не разговаривал и старался избегать ее после той ночи в лесу — унизительной, доставившей ей столько горя.
Глядя на огонь очага, напоминавший ей пламя костра, она словно заново пережила все. Глаза защипало от подступивших слез. Весь обратный путь они молчали. Гастон настоял, чтобы она оставалась в плаще, хотя она порывалась вернуть его. Он был вежлив и заботлив, и она подумала, что он не совсем равнодушен к ней, что, может быть, уже сожалеет о сказанном? Ее надежда окрепла, когда по прибытии он сообщил всем, что ее заключение и подневольная работа окончены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114