И не отпускали друг друга, уставшие, обессилевшие, соединенные навек.
Его глаза светились любовью, и эта любовь изливалась на нее с каждой его лаской, она чувствовала ее в том, как он дрожал в ответ на каждое ее прикосновение, – и чувства, затопившие ее сердце, сказали ей, что она не ошиблась, поверив ему, доверив себя, отдав ему свою любовь. Последние ее сомнения и вопросы погасли, как гаснут далекие звезды вместе с первыми лучами рассвета.
Где-то глубоко внутри, там, где не было места словам и вопросам, она чувствовала свою связь с Максом, и эта связь была глубже, прочнее, чем слияние их тел. Ничто и никто уже не сможет нарушить ее. Ни мрак беспамятства, ни гневные слова, ни тот мужчина, что хватал ее за руку и пытался обмануть. Ничто.
Ее веки опустились, улыбка тронула губы. Сегодня она видела, что ее муж может быть опасным, что ему ничего не стоит применить оружие, но она знает, что ей он никогда не причинил бы зла. Напротив, он применил силу, чтобы защитить, уберечь ее, оградить своей любовью и светом оградить ее от грозных теней.
Впервые с того дня, как она очнулась и обнаружила себя странницей в неведомом ей мире, она почувствовала, что не боится ничего. Ни себя, ни Макса, ни грядущего.
Даже своего прошлого.
Последние сгустки мрака, остававшиеся в ее душе, развеялись. Пусть у нее нет прошлого, но у нее есть прекрасное настоящее и чудесное, светлое, полное любви будущее. Если даже память никогда не вернется к ней, она не будет сожалеть об этом.
Отныне ее жизнь связана с его жизнью. У нее будут новые воспоминания.
И если даже этому ее вздоху, этой напоенной дождем ночи, этому воспоминанию суждено стать последними в ее жизни, то, что ж, она с радостью уплатит назначенную судьбой цену.
Макс пролежал с час, а то и больше, обнимая ее, не желая расставаться с ней, даже со спящей. Сердце щемило от любви и чувства обладания ею; все остальные чувства меркли рядом с этими.
Он провел по изящному, прелестному изгибу ее позвоночника, прислушался к мерному стуку дождя и к себе и понял, что не жалеет о случившемся.
Страсть его была утолена, рассудок возвратился к нему, но он не испытывал ни капли сожаления.
И пусть это было абсолютно нелогично, пусть это было даже нелепо, учитывая все те трудности, с которыми он уже столкнулся, и те, что ждут их впереди, – но он вдруг почувствовал надежду.
Неохотно, превозмогая себя, он убрал руку с ее спины и стараясь не потревожить ее, отодвинулся. Она не шевельнулась. Нащупав разбросанную на соломе одежду, он натянул бриджи, а потом оторвал лоскут от одной из ее нижних юбок. Поднявшись, он пробрался в темноте к двери, бесшумно отворил ее и вытянул руку, подставляя под дождь белый лоскут. Небо было затянуто тучами, и свет луны едва пробивался сквозь них.
– А у тебя, оказывается, есть секреты.
Он замер.
От этих слов, произнесенных шепотом, в груди у него больно сдавило. В ее голосе слышалась нежность, а не злость, но все равно, это были те самые слова, которых он с ужасом ждал от нее несколько дней.
Сдерживая участившееся дыхание, он вернулся в их соломенную постель.
– Извини, я не хотел будить тебя. – Легким, теплым поцелуем он коснулся ее губ и постарался придать легкость и своему голосу. – Какие такие секреты?
Она прижалась к нему и, уткнувшись в его плечо, сладко вздохнула.
– Ну, насчет «супружеских прав».
Он выдохнул. Он должен был бы сейчас испытать облегчение. Она имела в виду физическую близость между супругами, не более того. Она ни в чем не обвиняла, только поддразнивала его.
Но ее наивность и доверчивость лишь усилила его страдания. Он опять почувствовал себя подлецом.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – прошептал он, нежно проведя влажной салфеткой по ее щеке, шее, плечам. Он помнил, что должен сделать это осторожно и очень тщательно, и непременно до рассвета, пока темнота скрывает от нее то, что видеть ей совсем ни к чему.
– Да, – ответила она тихо, но без всякого смущения. – Да. Очень.
Он водил салфеткой по ее рукам, грудям, животу, подавляя желание, мгновенно вспыхнувшее в нем. Большого любовного опыта не требовалось, для того чтобы понять, что если он возьмет ее еще раз, то она назавтра будет чувствовать себя усталой и разбитой.
А если он будет брать ее каждый раз, когда ему хочется этого, они вообще будут не в состоянии покинуть это ненадежное пристанище.
Заманчивая перспектива, подумал он с сожалением.
Заманчивая и невозможная.
– Я рад, что тебе хорошо, – прошептал он, скользя салфеткой по ее гладкому, прелестному животу. – Мы давно уже... не были вместе. Поскольку ты не помнишь этого, я опасался, что ты... испугаешься или... – Он откашлялся. Ее блаженные стоны мешали ему сосредоточиться на том, о чем он хотел поговорить с ней. – Видишь ли, Мари, иногда, если женщину что-то тревожит или она давно не знала мужчину, то это может... причинить боль.
– О Господи! – Она охнула и, приподнявшись, прильнула к нему. – О Макс! Я сделала тебе больно? Да?
Она лишила его дара речи. Эта нелепое предположение развеселило бы его, если бы не искренняя тревога, прозвучавшая в ее голосе. Она тревожилась за него.
– Нет, не мне. – сказал он. – Я имел в виду тебя. Женщине бывает больно. Иногда. Если мужчина действует недостаточно осторожно.
Это была не вся правда. Он просто забыл добавить – в первый раз. Или, в худшем случае, это была еще одна маленькая ложь.
Крошечная в сравнении со всей остальной. Я совсем не почувствовала боли, – торопливо заговорила она, спеша успокоить его. Ее рука ласкала в темноте его щеку. – Ты все делал очень осторожно, Макс. Ты был... это было... чудесно. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что мы так поздно заново познали друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124