Эдмонд. Боже милостивый, что я совершила!? Но что натворил Эдмонд! А чего мне следовало ждать от него? И что, собственно, может ожидать женщину, пришедшую в полночь к мужчине в спальню? Для чего она к нему шла?
Я застонала и, обхватив голову руками, уткнулась лицом в подушку.
— Хилари! — позвал он охрипшим голосом, который можно было с трудом узнать. — С тобой все в порядке?
Ничего хорошего между нами уже не будет. Что он подумает обо мне, если не поверит в мой лунатизм? В его глазах я буду не лучше, чем Салли Причард, или любая другая женщина, соблазняющая богатого и красивого мужчину. А по сравнению с моим поведением Салли была образцом целомудрия и благоразумия.
— Хилари! Ради Бога, ответь мне, — настаивал он, и в его голосе чувствовался страх. Я прохрипела пересохшим ртом:
— Прости меня! Я… Я…
Он взял мою руку, прижал мои пальцы к своим губам и долго держал их так. Он не желал отпускать, а я не сопротивлялась и не настаивала. Мы долго молчали.
— Ты сможешь одеться? — наконец спросил он. Одеться? Он хочет уйти? Или хочет, чтобы я ушла? Кто из нас где находится? И что было? Я погубила себя навсегда, а он даже не хотел меня. Или все уже было? Сколько раз я засыпала и сколько раз пробуждалась? Когда был сон, а когда явь? Все смешалось. Я не могла разобраться, что было во сне, а что в реальности. И я разразилась нервным смехом.
Он прикрыл мой рот своей рукой.
— Прости, дорогая, — тихо произнес он. — Стоит только кому-нибудь догадаться, что ты была здесь…
Ах, вот как? Могущественный мистер Ллевелин в некоторых ситуациях оказывается совсем не таким могущественным. Сейчас он боится всех. Почему? Что они смогут ему сделать? Да ничего. Они и не будут ничего делать. Они будут просто ждать. Как он поступит? Женится на девушке, с которой побывал наедине в спальне ночью или нет? Он боится этого ожидания? Или необходимости принимать решение? Решение, которое может круто изменить всю его жизнь, его положение в обществе. Он не из тех мужчин, которые хотят обременять себя женой с риском для своего общественного положения. Осуждение общества для него равносильно смерти. Насколько я в этом отношении представляю для него опасность? Пока он не может знать.
Но почему он назвал меня дорогой? Или я услышала только то, что хотела?
— Я смогу одеться, — ответила я на вопрос, который очень волновал его. — Пожалуйста, оставь меня на одну минуту.
Мне с трудом удалось сдержать еще один приступ истерического смеха. Конечно, поздно было думать о скромности или приличии, но я просто не могла надевать сорочку под его пристальным взглядом. А попытка одеться под одеялом рассмешила бы меня.
— Если ты уверена, что сможешь, все будет хорошо, — вежливо сказал он.
— Да, не сомневаюсь, спасибо, — в том же тоне ответила я.
Это выглядело абсурдно. Я лежала в его кровати под одеялом совершенно нагая, а разговор мы вели в таком корректном и благопристойном тоне, словно сидели за чаем, любезно передавая друг другу тарелочку с сандвичами.
— Огурцы очень свежие, вы не находите?
— Да, несомненно. Они из вашей теплицы, мистер Ллевелин?
— Да.
— Действительно очень вкусно. Я всегда любила огурцы.
Не подозревая о бредовом диалоге, который прокручивался в моей голове, он поднялся и вышел из комнаты. Своей комнаты. Это стало для меня окончательной реальностью.
Я мгновенно отбросила одеяло и схватила ночную сорочку. Она лежала аккуратно сложенной на краю кровати. Как она всегда лежала на моей кровати. Словно и эта кровать принадлежала мне.
Я оделась, застегнула пуговицы и одернула рукава, чтобы прикрыть запястья. Но этого было явно недостаточно. Будь я даже в дорожном костюме с наброшенной на плечи тяжелой мантильей, все равно этого было бы недостаточно. Я уже никогда не почувствую себя одетой в его обществе. А ведь мне придется сидеть с ним во время еды за одним столом. При мысли об этой сцене мои щеки вспыхнули.
К счастью, у него в комнате не оказалось лампы. Это избавило меня от необходимости смотреть на себя в зеркало при ее свете. И то уже хорошо. Я вышла в коридор. Эдмонд стоял там. В полумраке его лицо едва различалось. Мое, наверное, тоже. Ну и слава Богу! Уловив движение его руки, протянутой ко мне, я поспешно сделала шаг назад.
Тихим голосом, так, чтобы не услышали в соседних комнатах, он извинился за то, что испугал меня.
— Я подумал, что вам понадобится помощь.
— Благодарю, я справлюсь сама.
— Тем не менее, я намерен проводить вас до вашей комнаты.
— В этом нет необходимости. Я смогу найти дорогу сама.
— Простите, но я не буду спокоен, если оставлю вас здесь.
Неужели он думает, что поплетусь назад, в его комнату? Или он хочет побыстрее концы в воду? Здесь я готова, пойти ему навстречу. Он, видимо, опасается, что по пути к моей комнате мне кто-то может повстречаться, тогда пойдут пересуды. А проводив меня, он будет совершенно точно знать, встретился мне кто-либо или нет. В трезвом уме ему не откажешь.
А вот мне как раз не хватало трезвости. Вернее, реальности переживаний. Каждое новое впечатление я воспринимала, как реальность. Затем я как будто просыпалась. Тогда предыдущее впечатление казалось мне сном, а настоящее — реальностью. До тех пор, пока не просыпалась снова. Так я и продвигалась к реальности по ступеням иллюзорности. Ступая по коридору, я не знала, где я нахожусь: во сне или в реальности. Возможно, что проснусь еще раз и обнаружу, что все предыдущее было сном.
Или ночным кошмаром?
Мягко ступая на подушечках пальцев, ни слова не говоря друг другу, мы шли и шли по коридору. Мне хотелось знать, как он меня ощущает: как реальность или как иллюзию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136