Именно поэтому полагаю, что имею право, точнее, в мои обязанности входит заботиться о Вашем обеспечении.
— Но…
— Что касается денег, то я намеревался назначить Вам пособие. Просто я еще не посвятил Вас в свои планы, потому что считал, что Вам не нужны деньги в данный момент.
Я раскрыла рот от удивления.
— Пособие?!
— Это более соответствует Вашему положению в доме.
— Напротив. Совсем не соответствует.
Он помрачнел и выпрямился. Мне казалось, что мускулы напряглись под сюртуком. Чувствовалось, что ему стоит труда сдерживаться. Голосом, таким мягким, что в нем звучала угроза, он произнес:
— Прошу не путать меня с братом, мисс Лейн. В целом я нахожу, что он вел себя самым неподобающим образом, а то, что Вы рассказали о нем, не может убедить меня в обратном.
У меня взмокли ладони, сердце бешено колотилось. Мне хотелось только одного — скорее убежать, скрыться от его сверлящих зрачков. Но этот же взгляд приковывал меня к дивану. Нервно сглотнув, я заставила себя понять, что он сказал о брате. Заключение, к которому я пришла, было неутешительным — я сама дала ему повод так отзываться о родственнике.
— Я тогда говорила не подумав, — старалась оправдаться я, во рту пересохло. — Не имела права критиковать.
Опустив глаза, я надеялась, что это положит конец пререканиям. Но Его Светлость не унимался.
— Должен ли я считать, что Вы мне лгали? — властно спросил он.
Я разозлилась.
— Конечно, нет.
Наши взгляда встретились. Вместо упрека и отвращения я прочла в его глазах сострадание. Но не только. Он хорошо понимал, что, если выразит сочувствие, я могу разрыдаться. Поэтому он сознательно старался меня разозлить.
— Так Вы говорили правду? — переспросил он, словно не догадываясь, какие чувства бушевали во мне.
— Возможно, и так. Но это была только часть правды. Другая часть заключается в том, что Ваш брат кормил и одевал меня многие годы, платил за мое образование, предоставлял мне крышу над головой.
Он усмехнулся, взгляд смягчился.
— Вы правы. Я сам обязан ему теми же милостями. До его смерти Холл принадлежал ему. Я жил в его доме с семьей на деньги, которые он мне платил. Но смею заверить, его щедрость объяснялась не особой любовью, не даже милосердием. Ему удобно было, чтобы я жил здесь. Если кто-то и приносил жертвы, так это я. Моя бедная жена ненавидела это место, оно наводило на нее ужас. Она заплатила жизнью, — пробормотал он, словно говоря с самим собой. Он стряхнул неприятные воспоминания, снова обретя уверенность. — Он взял Вас в дом, потому что это было ему нужно в то время. Если бы не необходимость соблюдать приличия, он бы не задумываясь выбросил Вас снова на улицу. После рождения Анабел Вы ему стали не нужны.
— Тем более Вы не можете считать, что несете за меня ответственность, — сказав это, я почувствовала себя увереннее.
Он снова выразил досаду.
— Вам кажется, что Вы выиграли сражение, не так ли? Мне доставляет особое удовольствие разочаровать Вас. Возможно, формально у меня нет оснований считать Вас своей подопечной. Кроме того, я требую от Вас услуг, которые в этом случае Вы не обязаны бы были оказывать. Тем не менее я считаю, что обязан заботиться о Вас, так как в некотором роде Вы все же член семьи Вульфбернов.
Снова мною овладело желание протестовать, оттолкнуть его и бежать, я была просто в панике. Он отошел к камину, понимая мое состояние, и оттуда смотрел на меня, думая о чем-то своем, теребя кольцо на пальце. Наступила такая тишина, что, когда пробили часы, я вздрогнула.
Наконец он сказал:
— Если Вас больше устраивает считать себя наемной гувернанткой, Вам придется безоговорочно подчиняться моим распоряжениям — таково правило для всей прислуги в Холле. В любом случае Вы должны позволить портнихе снять с себя мерки и принять несколько приличных платьев.
— Вы вправе требовать подчинения Вашим приказам, но только если они не выходят за пределы моих служебных обязанностей, — возразила я, готовясь к новой атаке. — Вы не можете настаивать, чтобы я делала то, что поставит меня в ложное положение и вызовет пересуды в доме.
Он задумался, взвешивая реальность моих опасений. Взгляд его потеплел, стал почти знакомым по детским воспоминаниям. Я так волновалась, что мне не хватало воздуха, казалось, стены кабинета смыкаются и готовы меня раздавить.
Он пожал плечами: «Ни у кого не возникнет никаких вопросов, так как в доме Вы единственный человек, который не считает Вас моей воспитанницей».
С этими словами он отошел к окну, повернувшись ко мне спиной, затем сжал пальцы за спиной и покачался на пятках, очевидно, довольный, что дело решено. Его самоуверенность возмутила меня, прогнав ненужный страх перед этим человеком.
— Конечно, милорд, Вы можете оставаться при своем мнении. Как я понимаю, мне надлежит считать себя польщенной и благодарной, — сказала я, хотя, кроме неловкости, ничего не чувствовала. — Но только не думайте, что Ваша щедрость дает Вам право помыкать мной. Я этого не допущу. И также я не намерена терпеть превышение власти с Вашей стороны.
Я поднялась, чтобы выйти. Он обернулся. Лицо его помрачнело, в глазах снова появилось затравленное выражение, словно в отчаянии он искал моей защиты. Это меня смягчило больше, чем все его претензии на величественность. Мне захотелось его утешить, но что-то останавливало и подсказывало, что он не нуждается ни в жалости, ни в утешении.
Голосом, дрожавшим, как струна, он попросил:
— Если Вы не хотите поступать по-моему, то, может быть, согласитесь на нижайшую просьбу? В этом проклятом Холле и так достаточно мрака, к тому же Кларисса устала от траурных платьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86