Она могла начать волноваться, если я задержусь, и пойти на поиски. Стоило мне об этом подумать, как раздался стук в дверь.
— Войдите, — отозвалась я весело, в душе удивляясь раннему визиту.
В гостиную вошел лорд Вульфберн. На нем был тот же костюм, что и вечером, но теперь одежда была забрызгана грязью и сильно измята. Он был не брит, волосы свисали клочьями на лоб. По зеленым пятнам на рукавах я заключила, что он провел ночь на болотах. Особенно меня поразил затравленный взгляд его темных глаз, в них была боль и мольба об участии.
— Что с Вами? — спросила я, слишком испуганная его видом, чтобы помнить о том, как глубоко он меня обидел накануне.
— Я хочу задать Вам один очень личный вопрос, — ответил он мягко. — Вы меня очень вините за вчерашнее? Я совсем низко пал в Ваших глазах?
Я не сразу ответила. Он был не в таком состоянии, чтобы сводить счеты. Но, с другой стороны, его настроения так часто менялись. Меня уже трудно было обмануть смиренным тоном. Тем не менее мое решение установить с ним мирные отношения было твердым. Я поставила посуду от завтрака обратно на поднос, тарелку на тарелку, чтобы выиграть время.
Отведя глаза в сторону, я сказала:
— Это я должна просить извинения, милорд. Я не имела права Вас осуждать.
— Тем не менее Вы это сделали, — тихо пробормотал он.
— Чепуха.
— И обвинили меня в тысяче грехов.
— Виновата.
— Можете Вы простить меня?
— Что Вы, милорд. Я уже все забыла.
Я заново сложила салфетку от завтрака, тщательно стараясь придать ей те складки, которые были первоначально. Лорд Вульфберн все еще стоял у двери, не проходя в комнату и не удаляясь.
— Мне безгранично стыдно за то, что я наговорил Вам вчера.
— Это» мне должно быть стыдно, я забыла, кто я и на что имею право, а на что не имею.
— Я вел себя как ребенок, который порезался и упрекает нож за то, что течет кровь.
— Вы зря вините себя.
Кончив складывать салфетку, я оглядела гостиную, чтобы занять свое внимание чем-нибудь другим. Это избавило бы меня от необходимости смотреть ему в глаза. Но Мэри уже выполнила свои обязанности с такой тщательностью, которая заслуживала наивысшей похвалы.
Он неловко кашлянул.
— В вазе некоторые розы уже начали увядать. Можете их вынуть. И если соблаговолите посмотреть в мою сторону, то увидите, что бахрома на ковре криво лежит.
— Надеюсь, миссис Пендавс заменит цветы, — пришлось заставить себя посмотреть на него. — Мне пора начать занятия с Клариссой.
Он облокотился рукой о косяк двери, загораживая проход.
— Я предупредил Клариссу, что немного задержу Вас.
— Но, как я поняла, разговор окончен.
— Вы еще не простили меня. Я нервно сглотнула.
— Вы были очень несправедливы ко мне вчера. Он кивнул, согласившись.
— И говорили со мной жестоко.
— Вы этого не заслуживали. Виноват.
— И это все, что Вы можете сказать? Никаких объяснений не будет?
Он помрачнел.
— Не думаю, что объяснения извинят мое поведение.
— Видимо, у Вас были свои причины.
— Вы хотите, чтобы я открыл их Вам?
— Хотела бы.
У меня появились слезы на глазах. Как я могла по-прежнему дружелюбно к нему относиться, если он в любую минуту был готов сорвать на мне настроение и обидеть?! Мне даже не была известна причина этих внезапных превращений.
Лорд Вульфберн почувствовал, как мне горько на душе. Он распрямил плечи и подошел ко мне, взял мою руку и крепко сжал. Меня бросило в дрожь от его прикосновения.
— Вы не понимаете, как глубоко Вы ранили меня, — произнес он.
— Я?
— Именно Вы. Вы думаете, что от меня укрылось, как Вы мною разочарованы? Или Ваше презрение, потому что Вы убедились, что соседи были правы, осуждая меня за плохое отношение к людям?
— Но это…
Он поднял палец и не дал мне договорить.
— Я привык к их неприязни, настолько привык, что меня не трогают их проклятия и оскорбления. Но Ваше отношение мне не безразлично. Вы единственный человек, который помнит меня таким, каким я был раньше. Я даже сам забыл, каким я был, а Вы не забыли. И, несмотря на все мои насмешки и нападки, мне приятно сознавать, что есть живая душа, которая меня не проклинает.
— К чему Вы это выдумываете? Кларисса Вас обожает.
— Кларисса ребенок и моя дочь. У нее нет другого выбора. У нее больше никого нет, кроме меня.
В том, что он говорил, была доля правды. И хотя он избежал объяснения своего поступка, он еще раз подтвердил, что я нужна в доме и необходима лично ему, каковы бы ни были его настроения. Было бы жестоко не принять это во внимание и отказать в прощении, которого он так ждал.
— Не могу сказать, что до конца поняла, что Вы сказали, но я прощаю Вас. Каждый из нас может иногда поддаться настроению.
Уголки его губ задрожали.
— Даже Вы? Никогда не поверю, что Вы можете потерять самообладание.
Я отдернула руку, которую он продолжал держать в своей. С этим человеком невозможно было ладить. Не успел он добиться прощения, как тут же изменил тон и снова надел маску. Он был скользким и неуловимым, как туман, который полз и извивался за окнами его дома.
— Не могли бы Вы, по крайней мере, объяснить, почему отказали в ночлеге тем джентльменам? Этим Вы рассеете сомнения и вернете мое прежнее расположение к Вам.
Он отрицательно покачал головой.
—Этого я не могу сказать. Поверьте, у меня была очень веская причина, но открыть ее я не могу. И если Вы питаете какое-то доверие ко мне и моему здравому смыслу, то должны поверить, что это была очень разумная причина, я сделал, то, что было для их же пользы.
С этими словами он повернулся, чтобы уйти, и я поняла, что придется довольствоваться этим объяснением, которое таковым не являлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86