И если Вы станете утверждать, что я Вам безразличен, я не поверю.
Он прижался щекой к моей щеке и закрыл глаза. Его слова не развеяли мои страхи, но только разожгли чувства. Охваченная необъяснимым ужасом, я стала вырываться из его объятий.
Внезапно он разжал руки, и мой сжатый кулак нанес ему чувствительный удар по челюсти.
Я замерла, готовая пожалеть о содеянном. В этот момент раздался стук в дверь.
Он резко отступил, словно между нами выросла огненная стена, но не из-за удара, а потому что кто-то помешал. Я облокотилась о мрамор камина и старалась перевести дух, хотя мое состояние было результатом охватившей меня паники и ничего больше.
Лорд Вульфберн отошел к противоположному краю камина и ждал, пока я приду в норму. Затем сказал мрачно: «Войдите».
Дверь открылась, и в комнату вошла миссис Пендавс, за поясом позвякивала связка ключей. Увидев меня, она очень удивилась. Я молила, чтобы причиной этого удивления была неожиданность, а не мой взволнованный вид, и чтобы она не догадалась, что здесь произошло минуту назад.
— Извините, милорд. Я думала, что мисс Лейн поднялась к себе. Я принесла отчет о расходах, но это не срочно. Можно отложить.
— Мне как раз пора идти, милорд, — сказала я, пользуясь возможностью ускользнуть. — С Вашего позволения.
Он нахмурился, но не решился меня удерживать.
Миссис Пендавс сказала: «Спокойной ночи, мисс Лейн. И если позволите заметить, новая прическа Вам очень к лицу».
Так вот что бросилось ей в глаза!
— Спокойной ночи, — ответила я не своим голосом и вылетела из комнаты, словно освобождение дало мне крылья.
Только когда я, наконец, вошла в свою комнату и плотно закрыла дверь, я почувствовала себя в безопасности и вспомнила о подарке. Гребни плотно держались в волосах. С облегчением я выдернула их и швырнула на постель. А сделав это, сама удивилась своей запальчивости.
Я готова была растерзать эти гребни, словно они были во всем виноваты, хотя они безропотно лежали на покрывале, не способные причинить вред. Но я их почему-то боялась.
Постепенно я успокоилась и снова могла рассуждать хладнокровно. Теперь я испытывала только смущение от осознания своего глупого поведения.
Мне было непонятно, что привело меня в состояние такого смятения и неистовства. Это не было отвращение к нему. Он всегда казался мне привлекательным. И не возмущение его характером — я всегда считала, что он сам страдает от своей несговорчивости. Мне даже отчасти было жаль его. За многие качества я его глубоко уважала, ибо ему нельзя было отказать в уме, прекрасных манерах — когда возникали соответствующие обстоятельства — и он так старался быть хорошим отцом для Клариссы.
Я не находила ни объяснения, ни оправдания своему поведению. Если мне так неприятны его ухаживания, достаточно было сказать и попросить его вести себя корректно.
Но в глубине души я знала, что если сейчас он постучит в мою дверь, я не смогу вести себя ни более спокойно, ни более разумно.
Ночью я плохо спала и утром встала в плохом настроении. С ужасом подумала о встрече с лордом Вульфберном, но решила, что верну ему гребни, не откладывая на другой день.
Посмотревшись в зеркало, я остервенело закрутила привычный узел на затылке и затянула спускавшиеся на лоб завитки с такой силой, что заболела кожа у корней волос.
Открыв платяной шкаф, выбрала самое невзрачное платье и была очень огорчена, когда убедилась, что оно не прибавило мне авторитетного вида. Оно было слишком женственным и слишком нежного цвета. Оставалось надеть черное траурное; но это означало бы расстроить Клариссу. Пришлось оставить то, в котором я была, и утешиться мыслью, что другие в данной ситуации были бы еще хуже.
В учебной комнате я появилась поздно и в плохом настроении. Кларисса что-то чертила, сосредоточенно склонившись над альбомом, выпятив губки от напряжения. Рука ее, зажав грифель, короткими быстрыми движениями скользила по странице.
— Доброе утро, Кларисса, Матильда, — сказала я. Мне казалось, что она слышала, как я зашла, но при звуках моего голоса она вскочила и поспешно закрыла альбом, чтобы скрыть набросок.
— Ты не хочешь показать мне рисунок? — спросила я, стараясь не высказывать особого интереса. — Раньше ты не прятала от меня свои работы.
Она колебалась.
— Не стоит, если сомневаешься. Она сосредоточенно думала.
— Это Матильда не хочет, чтобы я показывала, — сказала она с неохотой.
— Значит, нужно спросить разрешение у Матильды, если ты все-таки хочешь показать мне альбом.
Я ожидала, что она начнет шептать на ухо кукле, потом сделает вид, что слушает ее ответ, но она продолжала сидеть за столом, болтая ногами и опустив глаза, так похожие на глаза отца.
— Можешь просто описать свой рисунок, я смогу представить его себе.
Она решительно отказалась, что меня еще больше удивило, так как она никогда не была упрямым ребенком.
Тут же поняв, что отказ может обидеть меня, она сказала:
— Это секрет. Его знаем только Матильда и я. Мы дали друг другу обещание, что никому не скажем, но это было до Вашего приезда, Джессами.
Я улыбнулась.
— Матильда сказала тебе, что мне можно доверять?
— Она сказала, что мы можем нарисовать картину, это ведь не то же самое, что рассказать.
— Нет, конечно, — подтвердила я, уверенная, что именно это ей хотелось услышать.
Кларисса кивнула.
— Я тоже так думала, но…
Машинально она наклонилась ближе ко мне. Ей отчаянноч хотелось о чем-то рассказать, но она не решалась легко расстаться с тайной, которую хранила долгое время. На лице была написана напряженная внутренняя борьба, пальцы ее нервно теребили альбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86