Но теперь я уже так легко не обманусь и, клянусь, отыщу способ отплатить ему полной мерой за свое унижение! Еще увижу, как из него сделают дурака, выставят на посмешище!.. — Она умолкла, с трудом взяв себя в руки, и поднялась. — Мне пора идти. Пожалуй, не стоило и приходить, ибо если он узнает, то еще больше уверится в моей виновности. Простите, дядя, что перекладываю свои горести на ваши плечи, и благодарю за терпение, с которым выслушали меня.
— Ну что вы, дитя мое, ни слова о благодарности, — торопливо откликнулся Роджер. — К кому вам еще и обращаться, как не ко мне! Только я ничем не смог вам помочь и безмерно сожалею.
— Нет-нет, вы помогли мне уже тем, сэр, что терпеливо выслушали. — Она даже попыталась улыбнуться. — Если б не это, я, наверное, сошла бы с ума. И очень прошу, не тревожьтесь, что Джеррен предъявит какие-либо обвинения. Из одного только тщеславия он не допустит, чтобы наш воображаемый заговор стал достоянием гласности.
— Верю в это, милая, и был бы только рад за вас, ибо вам это принесло бы липшее горе. — Он взял ее руку в свои и обеспокоенно заглянул в глаза. — Надо бы, конечно, попытаться найти средство избавить вас от подобных переживаний. Но, клянусь честью, немалая доля вины за все лежит на сэре Чарльзе!
— И однако, сэр, он, скорее всего, продолжает спать совершенно спокойно, — с горечью произнесла она. — Мое счастье в его планах никогда не играло никакой роли.
— Да, дитя мое, если бы он хоть немного думал о нем, то никогда не препятствовал бы вашему браку с Винсентом. Бедный мальчик боготворит вас и всю жизнь посвятил бы тому, чтобы сделать счастливой. И уж ему-то никогда бы даже в голову не пришло тиранить вас, как, боюсь, поступает Сент-Арван, если вы пытаетесь противоречить.
Эти слова звучали в ушах Антонии все время, пока она прощалась с родственником и ехала обратно на Брук-стрит. Конечно, так оно и было бы. Она с самого начала понимала, что, выйдя за Винсента, сама бы главенствовала над ним. В его характере было — зависеть от более сильных натур, быть ведомым, а не вести за собой, подчиняться, а не командовать. Он был бы покорным, обожающим мужем, чутко улавливающим малейшее желание; конечно, он не заполнил бы ее жизнь смехом и весельем, не завладел бы так ее сердцем и не клялся бы в любви, но и не обвинил бы теперь в чудовищном предательстве.
Она откинулась на бархатные подушки кареты и прикрыла глаза. Бурная, пламенеющая ярость, толкнувшая ее в дом дяди, утихла, схлынула, и теперь на сердце была давящая тяжесть, а во всем теле — безмерная усталость; теперь, наверное, даже воспоминания о горьких, обидных словах Джеррена не смогли бы снова вызвать эту ярость к жизни. Из-под прикрытых век потекли тяжелые, не приносящие облегчения слезы, покатились по щекам, закапали на платье, оставляя на дорогом шелке темные влажные пятнышки. Снаружи, за окнами кареты, на серые улицы Лондона обрушился дождь.
Когда мистер Келшелл, проводив Антонию до кареты, вернулся в кабинет, у большого письменного стола, занимавшего целый угол в комнате, стоял человек. Худой, бледный, с такими непримечательными чертами лица и бесцветными волосами, что, увидев его, потом трудно было вспомнить, как же он выглядит; скромная, ничем не выделяющаяся наружность, строгая темная одежда, — в общем полная противоположность блистательному Келшеллу.
Роджер смотрел на него, подняв брови: — Ты слышал, Тим?
— Каждое слово, сэр. Пожалуй, такой ситуации мы не предусмотрели, — Что Сент-Арван заподозрит ее? Да, однако подобный поворот может оказаться мне на руку. Нужно сделать все возможное, чтобы углубить этот разлад между ними. — На лице его появилась слабая презрительная улыбка. — Моя юная родственница своим поведением, вне всякого сомнения, подтвердит хоть и невольное, но все же соучастие в нашем предполагаемом заговоре. Она — существо эмоциональное.
Но его собеседник хмурился: — На эмоциональные натуры, сэр, никогда нельзя полагаться. А если, поостыв от гнева, она станет добрее к мужу?
Роджер пожал плечами: — Сомнительно, чтобы не сказать — невозможно. Одна из самых болезненных вещей на свете — быть несправедливо обвиненным, а уж в том, что я не упущу ни малейшей возможности подогреть ее обиду, можешь не сомневаться. — Он уселся за стол и, откинувшись на спинку кресла, принялся поигрывать моноклем, висевшим у него на шелковой ленте. — А знаешь, Тим, пожалуй, события минувшей ночи вовсе не такая уж и неудача, как мы поначалу считали, и, думается мне, послужат к немалой нашей пользе и могут привести к успеху.
— Надеюсь, что так, сэр. — В голосе Тимоти такой уверенности не было. — И все же, по моему мнению, было бы лучше, чтобы Сент-Арван не оправился от своей раны. Если Ханну снабдить нужным средством, то, пока он лежит в постели!..
— Яд? — Келшелл покачал головой. — Нет, нет, Тим! Слишком опасно. Все может открыться. К тому же сейчас надобность в такой срочности уже отпала и лучше проявить осторожность. Не надо забывать о сэре Чарльзе.
Тимоти все понял с полуслова, ибо хорошо разбирался в ситуации в семействе Келшеллов. Его родители служили еще родителям Роджера; с самим же Роджером они были ровесники и водили близкое знакомство еще с детских лет; Тимоти оставался личным слугой Роджера вот уже сорок лет и теперь занимал в доме совершенно особое положение.
Одновременно слуга и друг, советник и наперсник, он способен был выполнить любое дело и даже пойти на любое преступление, если этого требовали интересы хозяина. За спокойными манерами и невыразительной внешностью скрывалась такая же безжалостность, как и у Келшелла, а безоговорочная преданность Роджеру была, пожалуй, единственной достойной чертой его беспринципного характера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65