— Какие новости о старике, сэр? — спросил Тим.
— Когда я последний раз справлялся о его здоровье, мистер Сент-Арван сообщил, что, по словам капеллана, оно быстро ухудшается. Долго он не протянет, но пока жив, всегда есть опасность, как бы он не лишил ее наследства, если она неожиданно овдовеет. Именно эту опасность я и вынужден был учесть вчера. Но сегодня, спасибо Сент-Арвану, который подозревает свою жену, ситуация круто переменилась.
— И что же вы намерены предпринять, мистер Роджер? Полагаю, ничего уже нельзя сделать, кроме как дожидаться, пока мистер Сент-Арван поправится.
— Именно так, Тим, решительно ничего, только, как я уже говорил, поддерживать в его жене жар негодования и обиды. А ситуация многообещающая… Весьма многообещающая! Теперь остается лишь правильно рассчитать, чтобы повернуть все к наилучшей выгоде.
В гостиной дома на Брук-стрит Джеррен и Антония молча смотрели друг на друга. Он в первый раз вышел сегодня из своей комнаты с тех пор, как его внесли туда без сознания; и с тех пор, как она убежала оттуда от его обвинений, они встретились тоже в первый раз. С того дня она уже не сидела у его постели, а просто справлялась время от времени, как он поправляется, И думала, что какая бы ненависть ни клокотала в душе, а после выздоровления им придется встретиться на равных. И вот этот момент наступил, и они, любившие друг друга, теперь оказались лицом к лицу как враги. Он стоял перед нею, высокий, прямой, слегка похудевший и побледневший, и в голосе его и в глазах был лед.
— Что ж, пора прийти к соглашению, — резко произнес он. — Однажды вы сказали, что никогда не сможете простить мне своего замужества, и хоть тогда я и не поверил, но последние ваши аргументы… — он иронически приподнял бровь, но то была лишь бледная тень прежней насмешливости, — оказались достаточно убедительными. Вы по-прежнему моя жена, и исправить это, к несчастью, невозможно никакими средствами, не считая, разумеется, тех, что вы попытались применить. Так вот, в дальнейшем каждый из нас станет вести свою жизнь. Ваше положение в обществе уже достаточно упрочилось, и я не льщу себя надеждой, что могу еще понадобиться вам с этой точки зрения. Со всех же прочих точек зрения я никогда, можете быть уверены, не нарушу вашего уединения и не посягну на вас лично.
В возникшую затем паузу Антония судорожно пыталась подыскать такие же холодно-язвительные слова. Ее затрясло от странной смеси чувств освобождения, гнева и, честно признаться, даже страха. Такого Джеррена, спокойного, хладнокровного и бесконечно опасного, ей еще видеть не приходилось. И она внезапно подумала, что именно таким его должен видеть противник в перекрестье тонких лезвий шпаг; и так же внезапно поняла, почему в его присутствии самые пылкие ее поклонники проявляли крайнюю осторожность.
— Что ж, благодарна вам за это. — Ей удалось найти достаточно холодный тон. — Я не смела и надеяться на такую снисходительность, хоть вы и клялись, что никогда больше страсть ко мне не ослепит вас.
Несмотря на все старания не выдавать своих чувств, она не сдержалась, голос дрогнул от боли и гнева. На мгновенье и в глазах Джеррена мелькнула тень ответного чувства, и он шагнул к ней.
— Антония, у больных бывают странные фантазии, а мне тогда казалось несомненным, что эта ловушка — ваших с Келшеллом рук дело. Если ты не имеешь к этому никакого отношения, если я несправедливо обидел тебя… — Он схватил ее за плечи, пронизывающе глядя прямо в глаза. — Ради всего святого, девочка, заклинаю тебя, скажи правду!
На секунду чаши весов замерли. В этот момент примирение было еще возможно, и через разделяющую их трещину, пока она не превратилась в пропасть, еще можно было перекинуть мостик. Искушение было велико, но самая сила его сделала сердце Антонии твердым и стойким, ибо, как она считала, правда на ее стороне. Обвинения, горькие, обидные и унижающие слова, полный отказ верить клятвам — и все это ей теперь предлагают выбросить из оскорбленной души, забыть как лихорадочный бред. И негодование, искусно подогреваемое ее родственником, пока Джеррен болел, снова выплеснулось наружу.
— Если ты несправедливо обидел меня? — В голосе клокотала ярость. — Да разве ты когда-нибудь поступал со мною иначе? Если обидел!.. — Она вырвалась из его внезапно ослабевших рук, дрожа от гнева и обиды. — Прошу, избавьте меня от этого! Вы, кажется, говорили, что с этого момента каждый из нас будет вести собственную жизнь? Прекрасно, меня это очень устроит! По крайней мере, не нужно будет уже притворяться друг перед другом!
— Да будет так! — Джеррен отшатнулся, снова превратившись в хладнокровного грозного врага. — Только не воображайте при этом, что я позволю вам развлекаться, как вздумается. Малейшая тень злословия на вашем имени — и я немедленно отправлю вас обратно в дом деда, навсегда! Так что не обольщайтесь.
— Понятно! — отозвалась она охрипшим от ярости голосом. — Значит, мне придется смирно сидеть дома, пока вы станете развлекаться с мисс Челгроув и ей подобным. Для вас одни правила, а для меня — совсем другие.
— Именно так! — подтвердил он с холодной неприязнью. — Я буду поступать, как нравится, а вы — как велено. — Она попыталась оспорить это утверждение, но он продолжал, повысив голос и не давая ей говорить: — Вы сделали свой выбор, Антония, и наша игра будет продолжаться, но по моим правилам. Я не стану принуждать вас ни к каким обязанностям жены, но в остальном вы будете меня слушаться.
— Слушаться вас? — в бешенстве повторила она. — Да скорее я увижу вас в аду!
Его брови поднялись: — С помощью вашего хлипкого родственничка, конечно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65