– Неплохой получился праздник, правда? – спросила она, потому что больше ничего не приходило в голову.
– Да, удачный выдался денек для праздника, – согласился Дункан, и его голос был таким же ласковым, как и взгляд.
Бекка по своему обыкновению пробормотала что-то маловразумительное, и на лице Дункана появилось озадаченное выражение.
– Прошу прощения, что вы сказали?
Бекка вспыхнула.
– Мистер Дункан. Сэр, – добавила она, проклиная себя за дурные манеры и недостаточно уважительное обращение к такому солидному человеку. Затем, пытаясь унять дрожь в руках, она принялась теребить свою грубошерстную юбку.
Оба молчали. Дункан смотрел на лицо Бекки, но в его глазах не было жалости. Как не было ее и тогда, в первый раз, когда он пришел в их дом в Лондоне, и она открыла ему дверь. Но ведь не мог же он не заметить шрама. Наверное, он просто слишком хорошо воспитан. В конце концов, он хоть и слуга, но слуга джентльмена. И сам настоящий джентльмен.
Господи, как же он красив. Бекка с благоговением смотрела на него. Странно, что до сих пор никакая женщина не прибрала его к рукам. А впрочем, может, он женат или имеет любовницу где-то в Лондоне. Внезапно Бекка подумала, что совсем ничего не знает о нем, кроме того, что он служит у лорда Сирхэя. Но в его глазах по-прежнему не было и намека на жалость.
Дункан посмотрел туда, где горел костер. Почти все гуляющие уже столпились там и, попивая джин, ожидали, когда испечется картошка. Он нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Вы обязательно должны попробовать этот пирог, – сказала Бекка только для того, чтобы не дать ему уйти.
Дункан взглянул на стол, и его глаза расширились от ужаса. Бекка как-то не подумала, какое впечатление может произвести классический корнуолльский пирог на неподготовленного человека. Из хрустящей корочки торчали головы сардин, уставившись на вас мертвыми, белесыми глазами.
Красивое лицо Дункана приобрело оттенок нежной зелени.
– Уф… Нет, спасибо, я, пожалуй, воздержусь, – пробормотал он. – Честно говоря, у меня сейчас совсем нет аппетита.
– Наверное, на вас так морской воздух действует. От него у многих происходит разлитие желчи, – заявила Бекка. Оседлав любимого конька, она наконец обрела твердую почву под ногами. Бекка любила не только потолковать о своих многочисленных несуществующих болезнях, но и давать советы другим. – А от негодования внутренностей я вам рекомендую принимать ревень.
– От негодования внутренностей? – слабым голосом переспросил Дункан. Очевидно, бедняжке и впрямь было нехорошо.
Бекка энергично закивала.
– Ну да, ревень вас быстро поставит на ноги. Я сама была в проституции целую неделю, ревматизм совсем замучил, я даже ночью не могла глаз сомкнуть – то потела, то такой озноб бил, что грудь колыхалась, как крышка на кипящей кастрюле. И проснулась совершенно убитая.
– Убитая? – На красивом лице Дункана появилось странное, болезненное выражение. Бекка от души надеялась, что с ним не случится заворот кишок.
– Ну да. И такая слабая, что не смогла бы побороть даже собственную тень. Совершенно убитая.
Дункан прочистил горло.
– Ну да, понимаю. Верно, ваш ревматизм – очень опасная штука. Вам следует очень внимательно следить за собой.
– Да разве ж я этого не делаю! Я уже и воду, настоянную на дегте, пила, и пилюли из паутины принимала, и грудь растирала жиром гадюки. Ничего не помогает.
Светлые брови Дункана задумчиво сошлись на переносице.
– Моя мать знает очень надежное средство от ревматизма. Это мазь, и, хотя я не помню точно всех компонентов, у меня есть немного с собой, в Сирхэй-холле. Мама утверждает, что эта мазь лечит даже бронхит. – Бекка завороженно следила за тем, как красивые, чувственные губы изогнулись в нежной улыбке. – Я принесу вам ее в Энд-коттедж. И вот увидите – вы выздоровеете в считанные часы. Правда, я вряд ли смогу прийти раньше полуночи.
Сверху раздался пронзительный крик, чайка ловко спикировала на стол и выхватила из пирога сардину. В животе у Бекки разлилось какое-то странное ощущение, будто она проглотила тысячу бабочек.
– Боюсь, что не смогу встретиться с вами после того, как стемнеет, – игриво улыбнулась она.
Еще три чайки закружились над их головами, примериваясь к пирогу.
– Уверяю вас, мисс Пул, – сказал Дункан, стараясь перекричать чаек, – что мои намерения самые что ни на есть честные. Меня волнует исключительно ваше здоровье, а вовсе не ваша добродетель.
– А? Что? – Радужные надежды Бекки рассыпались в пыль. Надо же быть такой дурой, чтобы навоображать себе, что он мог ею заинтересоваться. Только не Беккой Пул, с ее обезображенным лицом. Он ведь джентльмен, да еще и красивый, как ангел. Разве станет он тратить время на уродливую дочь пьяного рудокопа.
От работы мощной машины под ногами Маккейди Грелони содрогался пол. Он стоял, закрыв глаза, и прислушивался к звукам, таким же родным и знакомым, как биение собственного сердца.
Он чувствовал себя неотъемлемой частью этого мощного механизма. Дыхание раскаленной топки приятно согревало лицо. Маккейди жадно и глубоко вдохнул горячий, влажный воздух…
…К которому примешивалось еще что-то. Легкий аромат примулы.
Открыв глаза, он увидел в блестящем медном цилиндре ее отражение. Джессалин стояла у окна, выходившего на море, и казалась всего лишь прекрасным видением, которое может в любой момент исчезнуть. Маккейди не видел ее лица и любовался изящным изгибом спины и затянутой в перчатку рукой, лежавшей на подоконнике. На какое-то мгновение ему даже показалось, что на ней шляпка с примулами. Но это была всего лишь игра света и тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140