– Скорее семь фунтов, чем восемь. Вы хорошо питаетесь?
– Конечно.
Она попыталась отодвинуться от него, но он только крепче сжал ее.
– Марни, вы не очень хорошо выглядите. Вас что-то тревожит? Может быть, вы переживаете из-за Джинджера?
– Да. – Она ухватилась за это предположение. – Да, думаю, что переживаю.
– Ну, еще пара дней, и с этим будет покончено. Вы завтра идете на Чардморский бал, так ведь? Отлично! Веселье и танцы отвлекут вас на некоторое время от мыслей об операции. – Он отпустил ее, и она вернулась за стол. Через секунду-другую он перестал перечитывать письмо, касающееся Джинджера, и слегка улыбнулся. – Между прочим, кем вы будете? Я хотел бы пригласить вас на танец. Я знаю, что вы будете прелестно выглядеть.
Марни не могла поднять на него глаз, потому что до корней волос покраснела от обиды. Ей не нужны его комплименты; она хочет, чтобы их отношения оставались чисто деловыми, на чем настаивала Илена в разговоре с ней.
– Вы не хотите добавить кодеин к этому заказу на лекарства, мистер Стиллмен? – сухо проговорила она.
– Что – кодеин? Да, вполне можете добавить. Обычное количество. – Он коротко улыбнулся ей поверх письма, почувствовав, что сегодня утром она немного нервна и не в настроении. Ему казалось, что он знает причину, и изо всех сил старался показать ей, что между ними прежние дружеские отношения и ей не надо его бояться. – Ну ладно, – поддразнил ее он, – скажите же, какое лесное существо вы будете собой олицетворять на этом вечере у леди Чардмор?
– Я буду стрекозой. – Она стерла слово, в котором сделала ошибку, и нахмурилась, смазав экземпляр под копиркой. – Надя одолжила мне костюм.
– Как мило со стороны Нади. Вы хорошо ладите друг с другом, не так ли?
– Да, мне нравится Надя. Она такой милый человек и заслуживает того, чтобы у нее все было хорошо.
– Ну, теперь прогноз выглядит гораздо более оптимистично. Бланшару должны дать короткий срок заключения.
Марни резко перестала печатать:
– А как насчет той банды негодяев, которые швыряют бомбы направо-налево? Пару недель назад они пытались убить Рене Бланшара перед входом в тюрьму Санте. Что, если они снова попытаются это сделать?
Пол задумчиво постучал пальцем по нижней губе:
– Такая возможность существует, я согласен, но, судя по газетным отчетам, студенческие беспорядки стихают. – Потом он слегка нахмурился, посмотрев на нее. – Я представления не имел, что вы знаете об этой истории у тюрьмы Санте. Надя не знает, не так ли?
Марни покачала головой:
– Мисс Жюстен рассказала мне об этом, когда я пришла к ней в квартиру в прошлое воскресенье, чтобы взять Надин костюм.
– Я и не знал, что вы вообще были в квартире Илены, – удивленно сказал он.
Марни посмотрела на него с неменьшим удивлением.
– Это было в то воскресенье, когда мисс Жюстен вернулась из Парижа, – объяснила она, считая, что, само собой разумеется, знает, что Илена вернулась в воскресенье.
– Марни, вы путаете дни, – рассмеялся он. – Илена вернулась из Парижа в понедельник. Я особенно хорошо это помню, потому что в тот вечер говорил с Мартином Стайном о своем пациенте из «Степни мемориал», а после встречи со Стайном заехал к Илене.
На секунду его слова ошеломили Марни. Слова затрепетали на ее губах, и в то же время шестое чувство подсказало ей, что их не стоит произносить.
– Как глупо с моей стороны. – Она попыталась смущенно улыбнуться, словно бы укоряя себя за забывчивость. – Это было в понедельник, теперь я вспомнила.
Но пока они продолжали разговаривать, Марни не могла не думать о странном поведении Илены в тот воскресный полдень и рассеянно слушала Пола, который что-то говорил о переводе пациента из «Степни мемориал» в клинику для более основательного лечения. Марни вспоминала полуистеричное состояние Илены в тот день, осунувшееся лицо и ее слова: «Сохраните это в секрете. Не говорите, что я была сегодня дома, – никому не говорите».
Никому? Она имела в виду Пола, конечно. Следовательно, история о том, что она уехала из Парижа из-за нападения бомбистов, была тоже выдуманной. Если она рассказала об этом Марни, она могла сказать то же самое и Полу. Марни прижала тыльную сторону правой руки к губам, не отдавая себе отчета в том, что кусает костяшки пальцев. Автомобиль алого цвета, стоявший поблизости от Рутледж-Корт, ворвался в ее воспоминания. С внутренней отделкой цвета голубиного горлышка, так похожий на машину Эррола… так пугающе похожий на нее!
– …Мартин согласился со мной, что, похоже, имеется надежда сохранить руки Саши в «частично рабочем состоянии», – говорил Пол, возвращая ее назад от мыслей о Рутледж-Корт, где горячее солнце струилось сквозь окна, где в атмосфере квартиры Илены чувствовалось что-то странное, что-то, что было трудно описать словами, заставлявшее вас нетерпеливо рваться уйти оттуда на свежий воздух.
Глаза Марни устремились на Пола, она стала прислушиваться к тому, что он говорит, пытаясь защититься, словно щитом, делами клиники от своих мыслей.
– Саша? – переспросила она. – Тот самый скрипичный мастер?
Пол кивнул:
– Конечно, он больше никогда не сможет делать скрипки, но мы можем со временем дать ему возможность работать с менее сложными вещами, например с игрушками, пепельницами, портсигарами. Во всяком случае, попытаться стоит. – Пол положил нож для разрезания бумаг, который вертел в руках, и поднялся. Обходя вокруг стола, он потянулся и зевнул, но не от усталости, а от беспокойства. «Словно большой, крадущийся кот», – подумала Марни, а он подошел к стеклянным дверям, постоял там немного, потом вернулся к ее стулу. Она чувствовала его позади себя, чувствовала всем телом, и потому нажимала не на те клавиши и была рада, когда он, наконец, перестал описывать круги и вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55