То говоришь, что портрет тут ни при чем, а теперь заявляешь, что он очень огорчил твою жену. – Он подпер подбородок ладонью. – Потрудись объяснить, что все это значит?
– Клянусь небом, ты и мертвого заставишь говорить! Так вот, все твои предсказания сбылись. Как всегда. – Дункан помолчал, уставившись на англичанина. – Она была вне себя от расстройства, но мне удалось ее успокоить.
Мармадьюк откинулся в кресле.
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Ты сделал все, как я сказал?
– Нет, – дернулся Дункан. – Я сделал по-своему.
– И у тебя получилось? – В голосе Мармадьюка звучало сомнение.
– Еще как получилось!
– Что ты хочешь этим сказать? – еще больше удивился Мармадьюк.
– Я переспал с ней! – прорычал Дункан.
Мармадьюк усмехнулся:
– И это привело тебя в отчаяние?
Дункан наклонился к самому лицу друга:
– Она оказалась невинной, понимаешь, сукин сын? Девственницей.
Мармадьюк опешил.
– Ты что, только сегодня об этом узнал?
– Не могла же она остаться девственной после того, как я уже овладел ею, ты что, не понимаешь?
– Но…
– Ты надеялся, что, напоив меня до чертиков и заперев с ней в спальне, а наутро тряся у всех перед носом ее рубашкой с пятнами крови, сможешь убедить меня в том, что я переспал с ней! – Дункан схватил зятя за шиворот и вытащил из кресла. – И у тебя получилось! Я поверил, что овладел ею еще тогда. Но с того дня я к ней не прикасался. До этой ночи.
Дункан отпустил Мармадьюка и ударил кулаком по столу.
– Господи, Стронгбоу, твои проделки принесли столько зла, и я теперь не знаю, что с этим делать.
Поправляя накидку, Мармадьюк ошеломленно смотрел на Дункана.
– Ради всего святого, Дункан, это большая радость, что твоя невеста оказалась невинной. И я сожалею, что мы раньше времени сговорились оставить вас наедине. Но мы желали тебе только добра. Дай меч, я готов поклясться в этом на реликвии, которая заключена в его рукояти.
Дункан опустился в кресло.
– Я тоже сожалею, дружище. И очень благодарен своей жене за такой подарок. Я был потрясен. – Он помолчал и провел ладонью по лицу. – Тебе меня не понять.
– Где уж мне! – Мармадьюк наполнил кубки вином. – Может, ты был груб, когда овладел ею?
Дункана бросило в жар от этих слов. Англичанин был прав. Но признаваться в этом не хотелось.
Даже самому близкому другу.
Мармадьюк медленно покачивался в кресле, сложив на груди руки.
– Так-так… ну… ты поторопился, напугал ее, и теперь она боится близости?
Дункан нахмурился. Увы! Не все так просто. Он был бы счастлив проводить дни и ночи рядом с ней, добиваясь пробуждения ее чувственности.
Но его жена обладает врожденной страстью, ее не было ни у одной из женщин, которых ему довелось узнать.
– Ну? – Не отставал Мармадьюк.
– Что – ну? – проворчал Дункан.
– Придется давать тебе уроки деликатного обхождения с женщинами?
Дункан залпом осушил кубок и едва подавил желание запустить им в камин.
– Я давно перестал быть неотесанным юнцом и неплохо воспитан. Не хуже тебя знаю, как добиваться расположения женщины. Тем более собственной жены. Готов биться об заклад, в ней бурлит такая страсть, о которой ни одной из твоих девиц и мечтать не приходится. – Дункан снова откинулся в кресле. – Нет, проблема не в этом.
– Значит, так. – Мармадьюк начал загибать пальцы. – Твоя жена – честная женщина, у нее горячая кровь, и она не знает, до чего привлекательна. Клянусь честью, Маккензи, не понимаю, в чем проблема. – Замолчав, он забарабанил пальцами по столу. – Ума не приложу, в чем загадка. Если только… если только ты в нее не влюбился.
– Влюбился? – Дункан хмыкнул. – Любовь воспевают трубадуры долгими зимними ночами. Все, что я чувствую к Линнет, – это плотское желание.
– Ты в этом уверен?
– Да! – выпалил Дункан, чувствуя, что краснеет, и злясь, что не может скрыть это от Мармадьюка. – Она меня возбуждает.
– И все?
– Черт побери! Этого вполне достаточно! Какой мужчина устоит при виде голой женщины, растянувшейся на постели?
Англичанин глотнул вина и пристально посмотрел на него, отчего Дункану стало не по себе.
– Значит, тебе нужно только ее тело?
– Боже мой! – Дункан вскочил на ноги и уставился в потолок. Мармадьюк с улыбкой смотрел на него. – И убери эту дурацкую ухмылку со своей рожи. Мне нужно только ее тело. Вполне естественное желание. Любовь тут ни при чем.
Улыбка исчезла с лица Мармадьюка.
– А ты говорил ей об этом?
Дункан тяжело вздохнул и снова сел в кресло. Надо же! Мармадьюк догадался.
– Так вот, значит, в чем дело, – промолвил Мармадьюк.
Дункан с усилием заставил себя посмотреть в глаза друга и кивнул.
– Хочешь поделиться со мной? – Мармадьюк искренне встревожился. – Может, вместе придумаем, как решить эту проблему.
– Бесполезно. Ты понимаешь, что произошло? – Дункан понизил голос до шепота, чтобы их никто не мог услышать. – Я лишил ее девственности, посвятил в самые сокровенные тайны чувственного удовольствия, а когда посмотрел ей в глаза и увидел в них восторг и обожание – испугался, и сказал, что хочу лишь время от времени просунуть ей между ног.
– Надеюсь, ты выражался более деликатно?
– Разумеется, но смысл был тот же, и это сильно ранило ее. – Дункан сжал виски пальцами. Мысль о том, как бездушно он обошелся с женой, его мучила. – И она повернулась ко мне спиной. Я убил что-то в ее душе, понимаешь?
– Надо ее убедить, что ты вовсе не это имел в виду и питаешь к ней какие-то чувства.
– Но это неправда, – возразил Дункан. – Я просто хочу с ней спать.
Мармадьюк молчал.
– И не желаю ее обманывать, – продолжал Дункан.
– И не надо, – кивнул Мармадьюк. – Но обманывать самого себя еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74