— Кроме этого дела. — Брэйди кивнул в сторону спальни.
— Да, пожалуй… — На лице Шебы заиграла усмешка. — Даже из такой деревенщины, как ты, можно извлечь определенную пользу.
— Вот давай и извлечем. — Брэйди обнял Шебу, и она послушно приникла к нему.. Он начал было целовать ее, но, вовремя вспомнив, что у них полно дел, отстранился — стоило им начать, как остановиться было уже невозможно.
В глазах Шебы появилась озабоченность.
— Сезон заканчивается. Еще пара недель, и будем в Тампе.
— Ничего, зимой мы будем видеться.
— Кто тебе сказал, что я хочу с тобой видеться?
Она лгала, и оба прекрасно это понимали. Они оба были нужны друг другу как воздух, однако у Брэйди было смутное чувство, что она хочет от него чего-то большего, того, чего он не может ей дать.
Он прикоснулся губами к ее волосам, — Шеба, ты мне очень нравишься. Думаю, что я даже тебя люблю. Но жениться на тебе я не могу. У меня тоже есть гордость, а ты все время пытаешься ее растоптать.
Она напряглась и отстранилась, глядя на Брэйди огненным взором, и брезгливо, словно перед ней был таракан, отдернула руки.
— Никто не просит тебя жениться.
Брэйди был плохим оратором, но сейчас он изо всех сил старался найти подходящие слова, чтобы сказать Шебе то, что так давно его мучило.
— Я очень хочу жениться на тебе. Но мне тяжело связать жизнь с женщиной, которая всегда хочет положить меня на лопатки.
— Что ты болтаешь? Ты сам все время кладешь меня на лопатки!
— Может быть, но я не думаю об этом, а ты думаешь. Это большая разница. Ты считаешь, что ты лучше всех. Полагаешь, что ты само совершенство.
— Я никогда этого не говорила.
— Тогда скажи, что у тебя не так?
— Я не могу выступать, как прежде.
— Это не то, о чем я говорю. Я думаю о том, что у тебя не так внутри. У всех в душе бывают неполадки.
— У меня внутри все в порядке, — и я не понимаю, о чем ты говоришь.
Брэйди грустно покачал головой.
— Я знаю, что ты не понимаешь, детка. И пока не поймешь, наше с тобой дело безнадежно.
Отпустив Шебу, Брэйди собрался уходить. Но не успел он сделать и шага, как женщина разразилась криком:
— Ты вообще ничего не понимаешь! Я жестко себя веду, но это не значит, что я плохой человек! Черт возьми, я хороший человек!
— И вообще ты сноб, — спокойно произнес Брэйди обернувшись. — Никогда не думаешь о чувствах других. Тебя волнует только твой собственный пуп. Ты все время обижаешь людей и одержима прошлым. Ты самая упрямая из всех, кого я знаю.
Мгновение Шеба стояла неподвижно, но затем ее прорвало.
— Ты лжешь! Я хорошая! Хорошая!
От этого яростного крика по спине Брэйди пробежал холодок.
— Повторяй это почаще, детка, может быть, тогда и сама поверишь.
Брэйди понимал, что она ответит на вызов, и ухитрился захлопнуть дверь раньше, чем об нее с грохотом разбилась брошенная Шебой тарелка.
Бродя вечером по площадке, Дейзи поймала себя на мысли, что не прочь была бы продолжить выступать с Алексом Во всяком случае, хоть какое-то занятие. Когда он объявил, что ей больше не надо выходить на арену, Дейзи не испытала ни разочарования, ни обиды — ей было абсолютно все равно. Та боль, которую она чувствовала последние полтора месяца, была куда сильнее боли от удара кнутом.
Из шапито хлынула толпа. Усталые дети жались к юбкам матерей, отцы несли на руках малышей с вымазанными конфетами рожицами. Не так давно при виде таких сцен на глаза Дейзи наворачивались слезы умиления — она представляла себе, как Алекс несет их будущего ребенка. Но теперь глаза ее были сухи — она потеряла способность плакать.
В эту ночь цирк не переезжал, рабочих отпустили, и они разбрелись кто куда в поисках выпивки и развлечений. На площадке было тихо и безлюдно. Пока Алекс обихаживал Мишу, Дейзи, надев один из старых свитеров мужа, отправилась в слоновник, к Картофелине. Опустившись на колени, она устроилась между ногами слоненка, который осторожно обнял ее хоботом.
Дейзи поплотнее закуталась в свитер. Мягкая шерсть хранила неповторимый запах мужа — смесь ароматов мыла, солнца и кожи. Она никогда не забудет этот запах. Неужели она лишится всего, что любила когда-то?
Донесся звук неторопливых шагов. Слоненок переступил задними ногами. Перед глазами Дейзи возникла пара сапог, которые невозможно было спутать ни с какими другими.
Алекс присел рядом на корточки, положив руки на бедра.
Муж выглядел таким измотанным, что Дейзи на мгновение стало его жалко.
— Прошу тебя, пойдем отсюда, — прошептал он. — Ты так мне нужна.
Дейзи прислонилась щекой к шершавой ноге Картофелины.
— Я хочу побыть здесь еще немного.
Алекс ссутулился, задумчиво поковырял пальцем в земле.
— У меня… большой дом. Там есть комната для гостей — окна выходят на юг в старый сад.
— Что-то сегодня холодно, — едва слышно выдохнула Дейзи. — Осень…
— Я думаю, там можно устроить детскую. Это очень красивая комната, с громадным окном — мы поставим там вращающееся кресло.
— Мне всегда нравилась осень…
Животные шевелились и всхрапывали во сне. Слоненок обвил хоботом плечи Алекса.
— Ты никогда не простишь меня, да? — В тихом голосе Маркова явственно звучала горечь.
Она не ответила.
— Я люблю тебя, Дейзи, люблю до боли.
Дейзи чувствовала, как он страдает, и хотя было ясно, что это страдание вызвано лишь чувством вины, она сама испытала в последнее время такую душевную боль, что не хотела переносить ее на человека, который, несмотря ни на что, все еще так много для нее значил.
— Ты же не знаешь, что такое любовь, Алекс, — произнесла она со всей нежностью, на какую была способна.
— Может быть, раньше так оно и было, но не теперь, — горячо возразил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117