– Он покачал головой, удивляясь ее наивности. – Нельзя просто вернуться домой, повесить пистолеты на стенку и начать прежнюю жизнь. Люди тебе не позволят, как бы ты этого ни хотел. При такой жизни заводишь много врагов, и те, кого ты не убил, будут преследовать тебя до конца дней твоих. Твоя слава липнет к тебе, как грязная тень, она следует за тобой по пятам, и, что бы ты ни делал, ты не можешь ее стряхнуть с себя. Всегда находится кто-то, желающий доказать, что он быстрее выхватит пистолет, точнее прицелится. Всегда есть кто-то, кому надо с тобой разобраться или чего-то от тебя добиться. Я не ищу опасности, милая, она сама меня находит. Поэтому я и не рвался возвращаться. Не хотел подвергать опасности вас.– А теперь?– Теперь у меня нет выбора. Я должен остаться, – он пронзил ее острым взглядом золотистых глаз. – И у тебя тоже, Тори. У нас у обоих есть долг по отношению к тем, кто в нас нуждается, кого мы любим. Я честно предупреждаю тебя, раз и навсегда. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не дать тебе вернуться в монастырь. Тебе надлежит быть здесь, и я собираюсь проследить, чтобы ты здесь осталась. Я не дам тебе уехать.– Ты не можешь заставить меня остаться, Джекоб, – сказала она, вызывающе выставив подбородок. – Как только маме станет лучше, ты меня не удержишь.Его улыбка была самой надменной дьявольской усмешкой, какую она когда-либо видела.– Смогу, даже если мне придется привязать тебя к себе и следить за тобой днем и ночью. Тори, ты приехала домой насовсем, нравится это тебе или нет. Так что лучше привыкай к этой мысли. После смерти отца я управляю этим ранчо и всем на нем, включая тебя. Здесь мое слово – закон, и никто не осмелится тебе помочь. Я твой опекун, твой сторож, твой…Тори от злости изменилась в лице: щеки ее пылали, зеленые глаза метали молнии.– Ты отвратительный, мерзкий тиран, – вскричала она, не дав ему договорить. – Ты столько обвинял отца в том, что он стремится управлять жизнями людей, но ты намного хуже. Ты презирал в нем эту черту, Джекоб, а сам становишься точно таким же, даже еще хуже!Если бы он не привык за последние годы скрывать свои чувства, он бы побледнел от этих слов.Тори ударила его по самому больному месту, и он знал, что она сделала это нарочно. Сравнить его с отцом было самым язвительным упреком, какой она могла высказать, особенно над свежей могилой Роя. Джейк с отцом большую часть его двадцати семи лет провели в яростной борьбе друг с другом, но теперь он, к собственному удивлению, тяжко горевал о нем и сам еще не разобрался в обуревавших его после смерти отца противоречивых чувствах.– Незаслуженный упрек, Тори, и недостойно с твоей стороны так говорить. Если такому поведению, злобному и низкому, учат тебя в монастыре, тебе там не место.– Это ты, Джекоб, ведешь себя гадко и низко! – На Тори как-то мгновенно навалилась усталость, даже говорить не хотелось. Последние несколько дней ее добили. Ее мать лежала смертельно больная в соседней комнате, и Тори до боли тревожилась за нее. Она сама была настолько слаба, что еще не смогла по-настоящему прочувствовать смерть Роя. Этот человек всю свою жизнь был ей отцом, с тех самых пор, как ее мать вышла за него замуж, а было Тори тогда всего несколько месяцев отроду. Сердце ее болело за Джекоба, и она ощущала ту боль, которую, она знала, и он испытывал. Она чувствовала, что сестры в монастыре предали ее, когда скрыли от нее такие важные известия. За последние шестьдесят часов она почти не спала, все у нее спуталось: и в голове, и в сердце. С чего начался этот дикий спор с Джекобом? Это уже чересчур!Приступ громких рыданий застал врасплох обоих. За ним последовал второй, третий, и, как ни старалась Тори взять себя в руки, ей это не удалось. Плач вырывался из груди отчаянными обжигающими всхлипами, а горячие слезы солеными потоками стекали по лицу. Она беспомощно смотрела на Джейка, ошеломленная тем, что не может справиться с раздирающими ее чувствами.А потом он оказался на коленях у ее стула, и ее руки протянулись к нему в поисках утешения, которое она всегда у него находила. Взяв ее в охапку, он быстро понес ее через холл в спальню. Сев на край постели, он прижал ее, как ребенка, к себе и стал укачивать, разделяя с ней общее горе.– Ох, Джекоб, как больно! Так больно! – рыдала она, уткнув лицо ему в шею, стараясь впитать и перелить в себя его силу.– Знаю, ангел, знаю, – хрипло бормотал он, судорожно сжимая льнущее к нему тело. Слезы комом стояли у него в горле.Когда ее плач почти стих и перешел во всхлипывания, он мягко опустил ее на подушки. Дрожащими руками отер ей с лица слезы, нежно глядя в покрасневшие опухшие глаза.– Поспи немного, Тори, – сказал он, ласковы ми поцелуями закрывая ее веки.Устало, глубоко вздохнув, она сонно попросила:– Не будь таким вредным и злым со мной, Джекоб. Мне больно, когда ты сердишься на меня. Я люблю тебя.Если бы глаза ее были открыты, она бы увидела, какую боль причинили ему эти простые слова. Она увидела бы, что он дернулся, как от удара.– Я тоже люблю тебя, ангельское личико, – произнес он. – Мне не хочется доставлять тебе боль, но боюсь, что придется. Не думаю, что этого удастся избежать.Не в силах удержаться, он наклонился и поцеловал последние слезы, мерцающие на ее пушистых ресницах. Она уже крепко спала.– Ох, Тори, – вздохнул он, глядя на нее. – Что мне с тобой делать? Что должен я делать со своими чувствами к тебе? Ты говоришь, что любишь меня, да только имеешь в виду сестринскую любовь к бра ту. Но ведь на самом деле, ты же знаешь, я тебе не брат по крови. Что почувствуешь ты, когда поймешь, что я теперь испытываю к тебе не братскую любовь, а любовь мужчины к женщине, и уже давно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102