Провожая отца Себастьяна к двери, Робер тихо добавил:— Зайдите ко мне завтра, я дам денег, чтобы обеспечить ваше путешествие. Позаботьтесь о ней — ради меня.Отец Себастьян кивнул и удалился.Робер расположился у огня и взял Лили за руку.— Послезавтра меня здесь уже не будет. На севере беспорядки, несколько человек подняли восстание и собирают вокруг себя сочувствующих.— Это саксы? — спросила Лили.— Боюсь, что да, дорогая. Я знаю, что вам это неприятно и задевает вашу гордость.— Нет, сир, я тревожусь только за вашу безопасность, — возразила она. А про себя добавила: «Боже, сделай так, чтобы Ги не пришлось туда ехать!»Робер нежно привлек ее к себе, заглянул в глаза. И спросил — словно читал ее мысли:— Лили, вы любили Монтгомери? — Голос его звучал хрипло.Ее глаза расширились от удивления.— Я… да, наверное.— Я никогда не спрашивал вас, что случилось в Годстоуне, не хотел быть бестактным.— Я очень признательна, что вы ни о чем не спросили, Робер. Так нужно ли делать это теперь? — напрямик сказала Лили.Он наклонился и, нежно целуя ее, пробормотал, запинаясь:— Вы любили его больше, чем меня?Лили растерянно искала ответа, который мог бы его удовлетворить.— Робер, между вами огромная разница. Вас нельзя не любить — вы душевный, благородный, истинный мужчина.— А он?— Я его ненавижу! — ответила она так пылко, что у Робера не осталось ни малейшего сомнения в глубине ее любви к Монтгомери. Он вздохнул, но уйти уже не мог — чувственность его была слишком возбуждена.— Лили, милая, пустите меня к себе!.. Глава 26 Уезжая из Беркхэмстеда, Лили чувствовала только облегчение — огромное облегчение. После бесконечных задержек с багажом из-за нерасторопности Бетты они отправились к побережью в сопровождении нескольких воинов Робера. Лили ехала на белой кобылке, а сзади вели Зефиру и запасных лошадей: дорога была долгой и трудной. Четырнадцать дней они ехали до побережья, делая длительные стоянки для отдыха, которого требовало состояние Лили. Погода, как ни странно, стояла прекрасная. Пока корабль готовили к отплытию, Лили и ее спутники жили на постоялом дворе. Лили почти не выходила на улицу: морской порт — неподходящее место для женщины в ее положении. А ей очень хотелось погулять по берегу и подышать морским воздухом. Наконец они с Беттой разместились в маленькой каюте, и корабль отплыл.
Когда собрали урожай и закончили все приготовления к зиме, Ги объявил, что едет домой, в Нормандию. Братья упрашивали его взять их с собой, но он наотрез отказался. В конце ноября Ги уехал.В то же самое время, когда корабль с Лили на борту отчаливал от берегов Хаванта, Ги нашел капитана, который согласился перевезти его через Ла-Манш. Но в отличие от Лили Ги направлялся в Сен-Валери — в то самое место, откуда год назад отплыла нормандская армия, начавшая военную кампанию против Англии.В Ла-Манше суда были застигнуты штормом, и корабль Ги, сбившийся с курса, отнесло к западу. Когда сильнейший шторм прекратился, оба корабля какое-то время шли в виду друг друга. Затем корабль Ги взял прежний курс на восток, а Лили продолжила путь к месту своего назначения. Но Ги и Лили не знали об этом.Лили очень тяжело переносила морское путешествие. За всю свою жизнь она болела всего несколько раз. Но ничто не могло сравниться с морской болезнью, усугубленной ее нынешним положением. Вконец измученная, обессилевшая, с блуждающим взглядом, Лили лежала на своей койке, желая всем сердцем, чтобы Ги был рядом и она могла бы прижаться к нему. Она молила Бога сохранить ей жизнь, страшась, что никогда больше не увидит любимого, что не будет держать в объятиях свое дитя. Когда же опасность миновала и страх отпустил Лили, она опять возненавидела Ги.Корабль вошел в гавань вечером, и все сошли на берег. Отец Себастьян сказал:— Придется ждать утра — во время прилива до Мон-Сен-Мишеля добраться нельзя. Ночь мы проведем в Бар-ле-Эроне, но чтобы пересечь отмель, нам понадобится проводник. Лишь немногие знают тропу среди этих зыбучих песков.Лили молча, с ужасом смотрела на остров, на который накатывались мощные волны прилива. Утро не принесло облегчения — ее взору предстала бесконечная песчаная плоская равнина, повсюду торчали невысокие скалы.Наконец они въехали в крепостные ворота. Тропа, выложенная ступеньками, поднималась вверх, к строениям, расположенным на вершине острова. Сама по себе крепостная стена выглядела вполне обычно, но монастырь производил внушительное впечатление. Лошадей разместили во дворе, где были расположены только трапезная и единственная башня. В ней Лили и предстояло поселиться.День шел за днем, и к Лили возвращались силы и здоровье. Много часов она проводила в одиночестве на сторожевой площадке башни. Море было то серым и неспокойным, и тогда в одинокую идиллию Лили вторгались резкие крики чаек, то плоским и маслянистым, и тогда оно казалось еще более устрашающим. На острове не было питьевой воды, и каждый день на лошадей грузили пустые бочки и привозили их наполненными, когда отступал прилив. Ездили к югу — в Ардерон или к северу — в Жене. Лили прислушивалась к уютным звукам, доносившимся из трапезной, где звенела посуда и лаяли собаки, это как-то развлекало ее.Очень скоро, обдумывая свое отношение к другим мужчинам, молодая женщина поняла: она любит только Ги. Лили отчаянно скучала по дому и отдала бы десять лет жизни, лишь бы взглянуть на яростное, гордое лицо любимого со сверкающими зелеными глазами. Ну и что, что у него уже есть жена? Даже полсотни жен не смогут ослабить ее любовь. Какой же надо быть дурой, чтобы все это отшвырнуть! А во всем виновата ее гордыня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87