Что, если Холланд откроет Эдуарду ее постыдный секрет?
При этой мысли Джоан задрожала. Холланд — развращенное животное, и она знала: он способен на любую подлость.
Но тут здравый смысл пришел на помощь и подсказал, что Холланд не может уничтожить ее, не уничтожив одновременно себя.
Желание видеть Эдуарда превозмогло все страхи и сомнения, и Джоан отпустила всех женщин, кроме Глинис, сказав, что собирается немного подремать.
Когда Глинис пришла за принцем, тот с беспокойством справился о здоровье Джоан. Отец сказал ему о смерти графа Кента, а мать добавила, что сестра Эдмунда была так потрясена этим известием, что все боялись за ее рассудок. Глинис хотела открыть ему причину всех бед, объяснить, что Джоан никогда не оправится от горя, пока ее мужем остается Холланд. Он в глазах валлийки был воплощением самого черного зла. Когда Холланд заговаривал с ней, по коже ползли мурашки. Глинис даже носила с собой гвоздь от сглаза. Но Джоан никогда не жаловалась на мужа, даже не упоминала его имени, и у камеристки не нашлось бы никаких доказательств, что Джоан боится собственного мужа.
— Миледи еще не пришла в себя после печального потрясения, ваше высочество, но здорова и по-прежнему стройна и прекрасна, совсем как до родов. Однако что-то беспокоит ее. Миледи больше не беззаботна, не весела, как раньше, и страшно боится остаться одна.
Когда они дошли до двери, Глинис, впустив принца, осталась за порогом, прошептав:
— Надеюсь, вы — именно то лекарство, которое ей необходимо, ваше высочество.
— Милая, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я не был здесь в ту минуту, когда больше всего был нужен тебе!
— О, Эдуард! Благодарение Богу, с тобой ничего не случилось!
Руки принца нежно обняли ее. Эдуарду казалось, он понимает, что беспокоит возлюбленную. Она потеряла брата на войне и боялась, что следующей жертвой может стать он, Эдуард.
Джоан взяла его за руку и подвела к колыбели, где лежала воркующая Дженна. Эдуард поднял девочку, пораженный, что создал нечто столь крохотное и нежное, затем осторожно прижал малышку к груди. Голубые глаза Плантагенетов с любопытством уставились на него. Принц с восторгом слушал, как Джоан подробно, во всех мелочах рассказывает о дочери, но невольно заметил темные тени под прекрасными глазами и то, что она не просто стройна, как прежде, но ужасающе худа. Когда девочка дремала, Эдуард бережно положил ее в колыбельку и поднял Джоан.
— Крошка Жанетт, сердечко мое, расскажи, что неладно?
— Эдуард… — Слезы едва не потекли по щекам Джоан. Господь милосердный, она едва не призналась во всем. — Ничего… ничего… только обними меня, — молила она.
Эдуард опустился в глубокое кресло, посадил Джоан на колени. Она положила голову на его широкую грудь, сильная рука протянулась, чтобы погладить ее волосы, и эта простая ласка оказалась последней каплей. Джоан уткнулась ему в плечо и отчаянно разрыдалась.
Они поужинали в спальне Джоан и, после того как стемнело и их не могли узнать, погуляли в саду. Позже, когда они уже лежали в постели, Эдуард не сделал попытки овладеть ею, понимал, что Джоан прежде всего нужны сейчас его сила и поддержка.
Возлюбленная заснула в его объятиях, а Эдуард еще долго лежал, терзаемый сожалением и угрызениями совести. Что он сделал с той, кого любил больше всего на свете? Превратил смеющуюся лукавую озорницу в напуганное, несчастное дитя. Разве он не непобедимый Черный Принц, храбрейший рыцарь во всем христианском мире? Он должен был отмести все возражения короля и королевы, разбить все их доводы против женитьбы на кузине. Выдав ее замуж за другого, он поступил, как трус, покрыв себя позором.
Может, он сумеет добиться развода? Конечно, это займет много лет и вызовет страшный скандал, но Эдуард сердцем чувствовал, что именно так должен поступать благородный человек. Он ничего не скажет Джоан, пока не наведет справки, иначе может лишь причинить ненужную боль, возбудив пустые надежды. Потом они улетучатся, если выяснится, что расторгнуть брак невозможно. Теперь, со смертью Эдмунда, Джоан достигала гораздо более высокого положения, стала графиней Кент и леди Уэйк Лиддел. Может, ее обширные владения и огромное богатство будут веским доводом в пользу развода и Папа даст на него разрешение?..
По Бордо продолжали распространяться упорные слухи, что черная смерть, уже унесшая тысячи жизней по всему Средиземноморью, приближается к городу. Двое солдат умерли от таинственной болезни всего за двадцать четыре часа. Хоксблад провел весь вечер с Уорриком, обсуждая, что делать.
— Тела необходимо сжечь, чтобы зараза не распространялась. Все вновь заболевшие находятся в отдельном доме и под стражей.
Уоррик кивнул.
— Сейчас велю отвести здание под лазарет, и каждый солдат должен будет добровольно нести там службу.
— Нет, — стоял на своем Хоксблад, — так мы перезаразим всю армию. Госпиталь нужно устроить за пределами Бордо, в соседней деревне, где народу поменьше, охранять его должны не добровольцы, а специально выделенные команды. Тогда никто не войдет и не выйдет из деревни и не разнесет болезнь дальше.
Уоррик тревожно нахмурился, и Хоксблад, спросив, о чем думает отец, поразился: причины для беспокойства у них оказались одни и те же — оба боялись, что чумой, свирепствующей на Востоке, может заразиться мать Кристиана, принцесса Шарон.
Хоксблад положил руку на сильное плечо отца.
— Я тоже постоянно о ней думаю.
Аквамариновые глаза Уоррика, казалось, глядели прямо в душу сына. Это был редкий момент душевной близости между отцом и сыном.
— Боюсь, что никогда больше не встречусь с ней в этом мире, — признался Уоррик с мрачным смирением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165