Она постоянно думала о ребенке, которого носит, и о том, насколько же иным было бы обращение с ней Шейна, если бы он знал о ее беременности. Нет, она не станет сообщать ему о ребенке; она не выберет этот недостойный путь, чтобы добиться его прощения и признания в любви. Она жаждала его любви — но только ради нее самой, а не ради ребенка.Они добрались до Темз-Вью усталые, покрытые дорожной грязью и голодные, но, не дав ей ни передохнуть, ни умыться, ни поесть, он потребовал:— Пиши записку Мэтью. Вызови его сюда.Без единого слова протеста она села к столу и взяла гусиное перо. Она адресовала Мэтью Хокхерсту записку, в которой было сказано только:
«Пожалуйста, зайди ко мне в Темз-Вью. Сабби». Глава 22 Тяжелая выдалась неделя у Мэтью Хокхерста.После своего визита к Роберту Сесилу он места себе не находил и корчился, словно на острие шпаги. Если бы можно было повернуть время вспять — он никогда, никогда не стал бы предлагать эту подлую ловушку!По сотне раз на день он молил Бога и всех святых, чтобы Сесил и думать забыл о его предложении!Его не оставляли ни озлобление против брата, ни надежды жениться на Сабби, но мысль о собственном предательстве терзала его с каждым днем все более непереносимо.И потом началось! Среди придворных поползли шепотки, что в Тауэре схвачен Черный Призрак, и произошло это при его попытке освободить политических узников-ирландцев.Мэтью был ошеломлен.Предложенный им план был осуществлен незамедлительно, и жертва уже попалась в капкан. Слыша все эти разговоры, Мэтью всерьез тешился мыслью о самоубийстве. Потом, на свежую голову, он сообразил, что его долг — приложить все силы, лишь бы исправить то, что он натворил.У него словно гора с плеч свалилась, когда он узнал, что личность Черного Призрака так и не установлена и о нем по-прежнему ничего не известно. Никто не сумел его опознать, поэтому Мэтью понял, что схвачен не Шейн, а кто-то другой. Неизвестный отказывался что-либо говорить, и ходили слухи, будто его подвергают пыткам, чтобы развязать ему язык. Мэтью был рад-радешенек, что в Тауэре держат не его брата, и впервые почти за десять дней он смог заснуть. Тем не менее он еще намеревался явиться к Шейну с уолсингэмовскими досье, а потом как можно скорее сжечь их.Получив записку от Сабби, он возликовал.Как видно, она раздумала оставаться в Блэкмуре и вернулась в Темз-Вью.Он поставил лошадь в конюшню и поспешил в дом.Она всматривалась ему в лицо, не желая верить, что он выкрал бумаги.— У меня было очень утомительное путешествие, Мэтью. Ты говорил, что приедешь ко мне в Блэкмур, но, как видно, у тебя нашлись более неотложные дела.— Сердечко мое, прости. Я ничего не хочу больше, чем провести вместе с тобой всю жизнь, — чистосердечно признался он.Черная тень пересекла порог салона, и Мэтью чуть не выпрыгнул из собственной шкуры, когда перед ним воздвиглась высокая фигура Шейна. Опасно-спокойным тоном Шейн произнес:— Я скажу это раз и навсегда. Эта женщина — моя. Сегодня, завтра и во веки веков. Не пытайся забрать то, что мое по праву!Мэтью вскочил на ноги, пылая злобой:— Ты забрал все, что было моим по праву… наследство… титул… ты всего лишь бастард О'Нила!Шейн невозмутимо возразил:— Я все делал, что от меня зависело, лишь бы оградить тебя от этих печальных познаний.Мы с тобой, Мэтью, братья как по матери, так и по отцу. Мы оба — отпрыски чресел О'Нила.Ужас исказил черты Мэтью. Потом, когда вся правда открылась ему, он выхватил бумаги из-под камзола и кинул их на стол перед Шейном.— Они прожгли дыру у меня в груди. Во имя Христа, уничтожь их, пока из-за них не случилось непоправимое.— Слишком поздно, — мрачно ответил Шейн.— Я прошу у тебя прощения… Я не знал! — взмолился Мэтт.— Человек, которого пытают в Тауэре, — Барон.Сабби в тревоге воскликнула:— О мой Бог! Шейн, скажи, скажи, что это не так!Мэтью побледнел как полотно.— Это моя вина! Я ходил к Роберту Сесилу и предложил, чтобы он перевел О'Хару и О'Доннела из Дублина в лондонский Тауэр!Я сказал ему, что таким образом он сможет захватить лазутчика О'Нила… я думал, что этот лазутчик — ты!Губы у Сабби побелели, она покачнулась и упала бы, если бы не Шейн. Он мгновенно подхватил ее сильной рукой и опустил на стоявшую поблизости кушетку. Затем налил вина в бокал и поднес к ее губам.— Это я во всем виновата, — еле слышно прошептала она. — Надо было сжечь бумаги, а я оставила их ради своей корысти… а, теперь я встала между двумя братьями… которые любили друг друга…Слезы покатились по ее щекам, ее била дрожь.Братья взглянули на нее и сказали в один голос:— А мы и сейчас любим друг друга.Потом Мэтью добавил:— Виноват во всем я. Я пойду к Сесилу и скажу, что они ошиблись и схватили не того, за кем охотились. Скажу им, что Черный Призрак — это я!— Глупый мальчишка, ты не сделаешь ничего такого, что навело бы их на мысль о связи узника с нашей семьей! Благодарение Господу, что при королевском дворе не принято интересоваться слугами! Барона никто не опознал.Мы придумаем, как спасти его, не беспокойся.— Шейн, речь идет о лондонском Тауэре! — напомнил Мэтт.— А я и не говорю, что это будет детская игра, — возразил Шейн.— Ради Христа, если у тебя есть план, скажи какой?Хок с иронией взглянул на собеседников.— Вы оба меня предали, а теперь еще рассчитываете, что я стану доверять вам свои планы! — Он поднял уолсингэмовские папки и заговорил о другом. — Мне нужно явиться ко двору. Я слышал, что сердце королевы разбито… из-за Эссекса. Мы оставим вас, мадам, вам надо отдохнуть.Он отвесил Сабби церемонный поклон и подтолкнул Мэтью к выходу.Шейну не пришлось объяснять брату, чтобы тот держался подальше от Темз-Вью, пока его не пригласят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119