Теперь же Оливия поняла: переубедить мать можно, только рассказав ей обо всех своих страхах и сомнениях, но она не собиралась делать этого, чтобы не волновать Онору. Оливия Милликен вовсе не считала глупостью свои мечты о настоящем чувстве. Но ни одна другая молодая женщина в городе не колебалась бы ни минуты, если бы ей представилась возможность выйти замуж за Лукаса Кохрана. Кроме Ди, но Ди была не такой, как все. Другая причина, по которой Оливия не желала рассказать Оноре о своих сомнениях, заключалась в том, что Оливия была по природе своей очень замкнута. Даже матери она не могла поведать о своих опасениях, поскольку Онора сочла бы тогда необходимым побеседовать с отцом Оливии и даже с некоторыми из своих знакомых в городе. Короче говоря, мисс Милликен знала, что вскоре ее проблемы стали бы известны всем. Оливия знала также, насколько сильно огорчило бы ее родителей известие о том, что их дочь несчастна. Она была их единственным ребенком, родившимся после того, как у Оноры было два выкидыша, и родители отдали ей одной всю любовь и заботу, предназначавшуюся многим детям. Они хотели, чтобы у нее было все самое лучшее, ничто, с их точки зрения, не было достаточно хорошим для нее. А Оливия, в свою очередь, старалась не огорчать их.
Склонив голову над вышивкой и больше не продолжая разговора о поездке в Сан-Франциско, Оливия слушала безмятежную болтовню Оноры о предстоящем приеме. Несмотря на небольшие размеры Проспера, в нем велась довольно активная светская жизнь с вечеринками и прочими развлечениями. Эти развлечения продолжались круглый год. В конце каждой весны дамы Проспера устраивали большой пикнике танцами и приглашали всех, живших в округе. Женщины по очереди организовывали этот прием, а нынешней весной его устраивала Онора. Матери Оливии очень нравились ее хлопоты. По многу раз обдумывая каждую деталь, Онора целыми днями рассказывала, как хорошо или как плохо идут дела. Сегодняшний день не был исключением. Оливия терпеливо слушала и давала советы, когда ее просили об этом, но по большей части играла роль молчаливого слушателя, что на самом деле и требовалось Оноре.
Когда Онора начинала делать обзор своих планов и свершений, она всегда неожиданно вспоминала о какой-нибудь важной детали, о которой необходимо было немедленно позаботиться. И на этот раз случилось то же. Неожиданно уронив на колени пяльцы, она воскликнула:
— О Боже!
Этот патетический момент был настолько предсказуем, что Оливия улыбнулась и со сдерживаемой веселостью спросила:
— Что-нибудь случилось?
— Я совершенно забыла попросить у Беатрис Паджет набор для пунша. Как это могло вылететь у меня из головы!
— Не сомневаюсь, миссис Паджет и так знает, что ее набор для пунша понадобится, — успокоила мать Оливия. — В конце концов, она единственный человек в городе, владеющий тремя сотнями чаш для пунша.
— Однако было бы страшно невежливо не спросить ее, чтобы получить подтверждение, что мы сможем воспользоваться ее собственностью. Я напишу ей записку прямо сейчас, — сообщила Онора, откладывая пяльцы и направляясь к письменному столу. — Ты найдешь минутку и отнесешь записку, дорогая? Я очень занята сегодня. И хотя я с удовольствием повидалась бы с Беатрис, но ты ведь знаешь ее манеру разговаривать. Если она начинает что-то рассказывать, ее невозможно остановить.
— Конечно, — ответила Оливия, с готовностью откладывая свои пяльцы. Она очень хорошо вышивала, но вышивание не доставляло ей удовольствия. — И я бы хотела покататься на лошади после визита к миссис Паджет, — сообщила она матери.
Оливии хотелось некоторое время побыть одной. Она надеялась, что быстрая верховая езда развеет ее меланхолию. И потом, она решила навестить свою подругу Ди. Оливии, казалось, что визит к Ди Сван — это как раз то, в чем она нуждалась. Безукоризненная логика Ди всегда раскрывала самую суть проблемы. Ясность мысли и откровенность подруги сейчас были особенно необходимы Оливии.
Она поднялась наверх, чтобы переодеться в костюм для верховой езды, пока Онора писала записку Беатрис Паджет. Когда она, спустилась вниз, мать уже складывала лист.
— Вот, — сказала она, засовывая бумагу в карман Оливии. — Объясни, пожалуйста, Беатрис, как мне жаль, что я не смогла прийти сама, но я обещаю вскоре навестить ее, чтобы обсудить все детали приема.
Милликены держали своих двух лошадей в платной конюшне, и поэтому Оливия направилась сначала к дому Паджетов. Дорога заняла всего пять минут. Но то, что Беатрис Паджет любила поговорить, было правдой, и Оливия смогла уйти из ее дома только через час. Беатрис так настойчиво приглашала ее выпить чаю, что отказаться было бы неприличным. И Оливии снова пришлось сидеть и слушать, время от времени кивая и вставляя замечания.
Однако этот час прошел довольно приятно, поскольку Беатрис была, несомненно, милой женщиной, дружелюбной и не питавшей ни к кому злобы. Оливия считала, что Беатрис и ее муж, Изикьел Паджет, представляют собой довольно странную пару. Беатрис, несмотря на свой возраст — ей было далеко за сорок, — сохранила исключительную красоту. И она была темпераментной женщиной, предназначенной природой для объятий и поцелуев, легко влюблявшейся и создававшей вокруг себя атмосферу нежной чувственности. Изикьел же, напротив, был угрюмым человеком, редко улыбавшимся, а лицо его имело слишком грубые черты, которые нельзя было назвать привлекательными. Оливия не понимала, как такие разные люди могли жить хоть в какой-то гармонии. Правда, однажды она заметила взгляд Изикьела, обращенный на свою жену, когда ему казалось, что никто не наблюдал за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79