— Разве я не молодец? Я тонкий дипломат! Мне удалось-таки уговорить его! Он обещал мне, что сам поцелует Изабель!
— Не нужно, — рявкнул Терренс.
— Что-о? — изумился ничего не понимающий Антонио.
— Ему не нужно целовать ее.
— Да ничего, ничего, он сможет. Губа скоро заживает — ранка оказалась небольшой. Так что все в порядке, сейчас он придет и поцелует Изабель!
— Нет! — в один голос воскликнули Изабель и Терренс.
Антонио подпрыгнул на месте, словно резиновый мячик.
— Что-о-о?
— Он не будет целовать Изабель, — с угрожающим видом произнес Терренс.
— Я не хочу целоваться с Р-Ральфом, — заикаясь от волнения, подтвердила Изабель.
Если она станет целоваться с Ральфом так же, как только что целовалась с Терренсом, это будет ужасно!
И безнравственно! Если так уж необходимо поцеловаться еще раз, пусть это будет снова Терри, а не Ральф! И вообще два раза подряд — многовато для неопытной девушки!
— Дитя мое! Миа белла донна! — сложил брови домиком Антонио. — Прости меня, если я был несдержан! Это все мой проклятый итальянский темперамент! Не обращай на меня внимания. Сейчас мы поучим тебя целоваться, и…
— Ее не нужно учить целоваться, черт побери! — Терри не мог сдержать своего раздражения. — И вообще она не будет играть с Ральфом эту идиотскую сцену!
— Д-да, я не буду, — покачала головой Изабель. — Я не могу это играть…
Она покраснела и умолкла.
— Она… она не может это играть, — подтвердил Терри. — Сними ее с пьесы.
Антонио закатил глаза.
— Порко дьябло, ты понимаешь, что ты говоришь? Я поставил ее в афишу! Весь Лондон сбежится посмотреть на твою новую актрису! Ты сам этого хотел! Ты требовал этого! Не я! А теперь ты говоришь, что она не будет играть! Терри, опомнись! — Он замахал руками словно ветряная мельница. — Мальчик мой, да ролька-то у нее крохотная! Чего ж тут не сыграть! Тут и делать-то нечего! И кошка справится!
— Там есть что сыграть, — парировал Терри.
— Она должна появиться в спектакле. — Лицо Антонио стало наливаться краской в нарастающей гамме: морковка — помидор — свекла. — Она должна. Публика ждет. Публика требует.
— Тогда дай ей другую роль.
Антонио сжал кулаки в бессильной ярости.
— Ладно. Ладно. Но какую? Дать ей спеть? Она уже спела разок, и я этого никогда не забуду. В драме она играть не может. Так что же я ей дам? Что она вообще умеет делать?
Терренс схватил Антонио за воротник и сильно встряхнул.
— Э-эй, — захрипел тот. — Ты что?
— Прости, Тони, — сказал Терренс, отпуская руки.
— Ну и парочка, — криво усмехнулся Антонио. — Одна бьет режиссера, второй его душит. Да-а, докатились!
Он внимательно посмотрел на них обоих и вдруг рассмеялся.
— Что смешного? — мрачно поинтересовался Терренс.
— Ничего, — быстро ответил Антонино, на всякий случай отступая от него. — Ничего. Кстати, а что ты скажешь, если я предложу Изабель потанцевать в кордебалете?
— Меня-то ты зачем спрашиваешь? — огрызнулся Терренс. — Ее спроси!
Антонио направил свои глазки-буравчики на Изабель.
— Дорогая, ты умеешь танцевать?
— Думаю, что могу, — кивнула Изабель.
Антонио удовлетворенно потер руки и вновь обратился к Терренсу:
— Значит, договорились. Поставим ее в кордебалет. Надеюсь, что с парой танцевальных па она как-нибудь справится. А что касается публики… Они же, в конце концов, придут смотреть на нее, а не на то, как она играет, верно?
— Отлично, — сказал Терренс. — Просто отлично! Он повернулся и пошел со сцены в зал.
Изабель проводила его смущенным взглядом. Перехватив ее взгляд, Антонио мягко заметил:
— Не смущайтесь, моя девочка, и не смотрите так. Да, вам не дано быть драматической актрисой, и с этим нужно смириться. Такой дар дан не каждому!
Изабель прикусила нижнюю губу. Проблема вовсе не в том, что она не может играть. Напротив, она, судя по сегодняшней репетиции, может сыграть распущенную женщину — да еще как может! Только пусть это останется тайной для всех. Тайной, в которую посвящены только двое — она и Терренс.
Изабель сидела, задумчиво рассматривая свое отражение в зеркале. Какая же это странная штука — жизнь! Сколько неожиданных поворотов таит она! Как круто меняет все вокруг!
До чего не похожа эта девушка в зеркале — в декольтированном платье, с распушенными по плечам белокурыми волосами — на прежнюю Изабель. На ту Изабель, которой она всегда была и, как ей казалось, навсегда останется.
Изабель рассмеялась. Сегодня она идет на вечеринку. В первый раз за всю жизнь. Покойный отец любил тишину и уединение и никогда не устраивал вечеринок. А мама? Трудно сказать — ведь она умерла, когда Изабель не исполнилось и пяти.
Может быть, мама и устраивала. Раз уж она выбрала для своей дочери такое необычное имя — Изабель, более похожее на сценический псевдоним, то, наверное, и сама была артистической натурой. Но это мама. Что же касается отца — о, покойный Роджер Клинтон был кем угодно, но только не мечтателем и не романтиком.
— Мама, — прошептала Изабель. Легкая грусть коснулась ее сердца. Ах, как нужен был бы ей сейчас материнский совет. А что, она, наверное, смогла бы понять свою дочь. Она — да. Отец — нет. Изабель подумала, что в эту минуту он, должно быть, мрачно хмурится, глядя на нее из могилы.
Ну, как бы то ни было, назад пути нет. Она сама выбрала эту новую жизнь — странную, суматошную, — желая защитить Джоша. Ведь брат был для нее всем. Вся ее жизнь была посвящена ему, и не было такой вещи, которой она не сделала бы ради него. И так было всегда. С самого детства. Отец? Он был добрым, тихим человеком, но для него на свете существовала лишь его обожаемая история — пыльные книги, старинные фолианты, пожелтевшие рукописи… А двое его детей, оставшихся без материнской ласки, были предоставлены самим себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119