От неожиданности Келси выронила свечу, и все вокруг поглотила кромешная тьма.
Она уже раскаивалась в том, что ворвалась в его логово.
Келси вспомнила, что случилось в прошлый раз, когда они оказались в темноте.
– Что, черт возьми, вы делаете в моих покоях?
Он сказал это довольно мягко, но она подскочила от испуга. Зацепилась за что-то и едва сохранила равновесие. Когда она почувствовала мягкую ткань между пальцами, она поняла, что споткнулась о диван или кресло или что-то в этом роде. От боли она осмелела и выпалила первое, что пришло в голову:
– Вы всегда сидите вот так в темноте? Какая глупость!
– Не ваше дело! А теперь уходите к себе!
– Но это мое дело. Вы заботитесь только о себе! Я не могу спать, если вы барабаните по клавишам, буквально издеваясь над Моцартом и Бетховеном.
– Значит, моя игра мешает вам спать?
– Еще бы!
– Ко всем вашим талантам у вас еще и прекрасный слух, если вы услышали мою игру с другого этажа.
– Я не на другом этаже, а в соседней комнате.
– Рядом с моей! – прорычал он.
Она с трудом скрывала нахлынувший на нее страх.
– Уоткинс на время поместил меня в эту комнату, но если вас это беспокоит, я немедленно покину ее. Прямо сейчас.
– Подождите!
– Зачем? Чтобы вы рычали на меня в темноте? Я слишком устала, а вы в плохом состоянии.
Келси уже взялась за ручку двери, но Эдвард сказал:
– Вы пожалеете, мисс Келси, если покинете эту комнату, все равно я пойду за вами. – В его голосе звучали теплые, бархатисто-мягкие нотки. Он снова начал играть, на этот раз Бетховена. Играл великолепно, с вдохновением.
Его игра гипнотизировала ее так же, как сам исполнитель. Он сказал, что пойдет за ней, и выполнит свое обещание. Интуиция подсказывала ей, что Эдвард никогда не причинит ей зла, однако она не сомневалась, что он снова попытается ее соблазнить. Но этого она ему не позволит.
Она никогда не имела дела с умалишенными, но была уверена, что, если не будет перечить ему, выберется отсюда целой и невредимой.
– Вы прекрасно играете.
– Неужели? – В его голосе сквозило самодовольство.
– Не теряйте над собой контроля, и ваша игра станет еще прекрасней. И приступы прекратятся.
Он рассмеялся. Весело, громко.
– Напрасно вы так легкомысленно относитесь к вашей болезни. Даже видите в ней что-то забавное.
– А вы не видите?
– Я не настолько бессердечна, чтобы смеяться над чужой бедой.
– Над моей вполне можете смеяться, потому что ненавидите меня.
– Вы плохо меня знаете. Я стараюсь не замечать недостатков людей, которые меня окружают.
– Но во мне вы видите одни недостатки.
– Ошибаетесь, – взволнованно произнесла Келси и уже спокойно добавила: – Обидно, что вы обо мне так думаете.
– Но вы должны признать, что ненавидите меня.
– Это не ненависть. Просто вы мне не нравитесь. Скажем так.
– Согласитесь, что это вежливая форма ненависти.
– Хорошо, считайте, что я вас ненавижу. Теперь вы довольны? – Теряя терпение, Келси шагнула к нему, наткнувшись на что-то, ушибла ногу и вскрикнула.
– Вы в порядке?
Музыка смолкла. Он направился к ней. Она попятилась, выставив в темноту руку.
– Не подходите ко мне, я в порядке. Слишком поздно. Он подхватил ее и поднял.
– Что вы делаете? – Она попыталась разомкнуть его руки. – Отпустите меня.
– Не волнуйтесь, я знаю, что противен вам, и больше не буду приставать. – Эдвард осторожно опустил ее в кресло. Она вздрогнула, когда его пальцы коснулись ушибленной ноги, и спросила:
– Как вы догадались, какую ногу я ушибла?
– Я видел.
– Видели? Но здесь совершенно темно.
– Я привык к темноте.
Она старалась не думать о его руках, которые в этот момент касались ее. Когда его пальцы дотронулись до лодыжки, по ноге прошла сладкая дрожь, а внизу живота стало горячо.
Она поерзала в кресле.
– Все в порядке. Я ушибла только палец. Боль почти прошла. – Она попыталась убрать ногу, но он не отпустил ее.
– Сидите спокойно, я посмотрю, не сломан ли палец. Какой именно вы ушибли?
– Мизинец, но он не сломан. Я знаю, какая при этом бывает боль. Однажды сломала большой палец, когда спрыгнула с крыши. – Сейчас она ощущала только его руки, и у нее перехватило дыхание.
– Кажется, ничего не сломано.
Пытка закончилась. Он сел рядом с ней. Так близко, что тепло его рук жгло ее кожу сквозь халат и ночную сорочку. Он сейчас не касался ее, но ей казалось, будто он лежит, прижавшись к ней. Келси порывисто встала.
– Мне пора возвращаться в свою комнату.
– Никогда не думал, что вы трусиха.
– Боже, что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал.
– Я не трусиха.
– Тогда докажите это. Сядьте и поговорите со мной. Грустные нотки в его голосе смягчили ее. Она знала, что не в силах побороть предчувствие, что она пожалеет о том, что собирается сделать, но все же снова села. Она положила голову на спинку кресла, вглядываясь в темноту, слушая его дыхание, разделяя с ним это абсолютное молчание, зная, что ему нужно было почувствовать кого-то рядом с ним. Она чувствовала, что близка к нему, ближе, чем тогда, когда они целовались. Это было не физическое ощущение, но она чувствовала боль и отчаяние, исходившие от него. Она протянула руку, чтобы достать до него, но в последний момент передумала и опустила ее на колено.
– Боитесь дотронуться до меня?
Келси вздрогнула при звуке его голоса. Она забыла, что он видит в темноте. Она попыталась скрыть это, поддразнив его:
– Это нечестно: вы видите меня, а я вас – нет.
– Вы избегаете моего вопроса. – Он уже не скрывал своих эмоций. – Боитесь дотронуться до меня? Я жду ответа.
– Да… нет… Я не знаю точно. – Келси стало неудобно, она поерзала в кресле.
– Чего вы боитесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80