Однако Ремингтон не мог запросто прийти к Вандерхофам и вручить свою визитную карточку, чтобы повидать Либби. И, не пытаясь это сделать, он понимал, что ему заказан вход в этот дом. Но, даже если ему удастся проникнуть внутрь, Либби откажется с ним разговаривать. Нет, лучше всего найти возможность встретиться с Либби вне «Роузгейта». А это означает, что он должен активнее посещать светские рауты. И, следовательно, участвовать в «параде холостяков». Придется получать приглашения во все приличные дома, на все ужины, приемы и балы. Ремингтон поднялся и прошел через комнату к камину. Облокотившись на каминную полку, он, прищурившись, смотрел на языки пламени.
Родственные связи всегда позволяли Ремингтону свободно вращаться в соответствующих кругах нью-йоркского общества, но он никогда не задумывался над тем, чтобы извлечь из этого какую-то пользу. Напротив, он сосредоточил все свои усилия на том, чтобы немедленно, но верно собственными силами увеличить свой капитал. Ему удалось познакомиться с нужными людьми с Уолл-стрит и с их помощью удачно вложить деньги. Время от времени он ужинал в домах этих бизнесменов, встречался с их женами и дочерьми, но никогда не проявлял никаких матримониальных интересов. Ремингтон преследовал только одну цель – найти способ уничтожить Нортропа Вандерхофа.
Уокер с силой ударил кулаком по каминной полке. Каким же дураком он все-таки был! Каким слепцом! Каким бездумным глупцом!
– Я не сдамся, Либби, – поклялся он. – Я никогда не сдамся!
Ужин в «Роузгейт» обещал быть не слишком большим приемом. За столом сидели человек тридцать гостей, в основном из старейших семейств Нью-Йорка, вокруг которых с начала века постепенно складывалось избранное манхэттенское общество. Среди присутствующих были, правда, некоторые исключения, и главное – Спенсер Ламберт, виконт Челси, наследник титула десятого графа Нортклиффского.
Виконт сидел слева от Оливии и был чрезвычайно к ней внимателен, пока друг друга сменяли одно за другим первые десять блюд. Он пытался развлечь ее историями о своих приключениях на диком американском Западе, жалуясь, что не удалось встретиться с американским бизоном, но восторженно рассказывая о победе над медведем-гризли и лосем.
Без сомнения, Спенсер был тем самым человеком, которого отец выбрал ей в мужья. Оливия ни секунды не сомневалась в этом, хотя пока не было сказано ни слова. «Интересно, – размышляла Либби, – огорчит ли виконта тот факт, что новобрачная окажется не настолько невинной, насколько подобало бы невесте будущего графа. С другой стороны, если английскому лорду необходимо набить свои сундуки деньгами, может, он окажется не столь уж привередлив».
– Должна вам сказать, лорд Ламберт, – прощебетала через стол Пенелопа Харрисон, – мы безумно рады, что вы вернулись в Манхэттен.
– Я тоже, – ответил молодой человек, не отводя взор от Оливии. – На самом деле рад.
Она постаралась заставить себя улыбнуться, но не слишком успешно. Либби понимала: что бы она ни делала, что бы ни говорила, это не имеет значения. Ее замужество почти не зависит от милашки Спенсера Ламберта, зато полностью от того, какое приданое предложит ее отец.
Оливия повернулась и обвела взглядом длинный стол. Нортроп восседал во главе, мерцающее сияние свечей почти не позволяло разглядеть его лицо. Сколько же он заплатит, чтобы выдать ее замуж за этого англичанина? Он потратил целое состояние только на то, чтобы найти и вернуть ее домой. Какую же сумму выделит он теперь, чтобы отправить дочь подальше от дома?
Ходят слухи, что Энсон Стейджер отвалил миллион долларов ради того, чтобы его дочь Элен стала леди Артур Батлер. А Лили Хаммерсли, как поговаривают, стала герцогиней Мальборо за четыре миллиона долларов. Бывшая Анита Мерфи пополнила ряды богатых американских наследниц в Англии за два миллиона.
«Сколько же ты дашь за меня, отец?» Она снова обратила свое внимание на Спенсера, разглядывая его холодным, отсутствующим взором. Он показался ей довольно симпатичным: золотистые волосы, светло-карие глаза, узкое лицо с чисто выбритым подбородком. Он был на несколько лет старше Оливии. Может, ему еще не исполнилось тридцати.
Он захочет иметь наследника. После того, как его опустевшая казна наполнится деньгами, то есть произойдет то, ради чего на самом деле и затевается вся эта женитьба, ему понадобится сын, которому можно будет передать титул.
Оливия вдруг вспомнила мальчугана со взъерошенными темно-каштановыми волосами и темно-карими шаловливыми глазами, и сердце ее сжалось от боли. Сойер здесь, в Манхэттене. Она не забыла адрес дома Ремингтона на Медисон-авеню, словно он навсегда врезался ей в память. Память мучила и тревожила ее, звала навестить мальчика.
Ее отъезд, должно быть, причинил боль Сойеру.
Она даже не написала ему прощальной записки. Он и так уже потерял обоих своих родителей. Правильно ли она поступила, покинув его таким вот образом?
Если бы она могла пойти к нему… Если бы она могла попытаться объяснить ему, почему ей пришлось уехать… Если бы она могла дать ему знать, что любит его и всегда будет о нем Помнить, даже если их разделит целый океан или континент…
Если бы она только могла пойти к Сойеру! Но это означало увидеться и с Ремингтоном. Оливия чувствовала, что пока не готова к подобному испытанию.
Анна Вандерхоф сидела на противоположном от мужа конце стола, играя роль радушной хозяйки с легкостью, появившейся после многих лет постоянной практики. Гости справа и слева от нее ни секунды не ощущали себя покинутыми. Она вовлекала их в разговор, ненавязчиво заставляя рассказывать о себе, смеясь, когда следует, и одновременно присматривая за слугами, меняющими блюдо за блюдом, следя за тем, чтобы у всех гостей были наполнены бокалы и никто ни в чем не нуждался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88