Правда, не надолго, но у нее не было другого выхода. Ни другого мужчины. Кроме Исмала, которого она ненавидит всем сердцем, которого убьет, а потом умрет за то, что убила… Но что же это за месть? Его будут считать мучеником, невинной жертвой безумной женщины. Никто не поверит в то, что он в чем-то виноват.Кроме Персиваля. Который заявил, что Исмал — предатель, а Ристо — его пособник, ездивший в Италию за оружием для своего хозяина. В Берате Персиваль утверждал, что узнал Ристо по голосу… Он сказал, что тот человек плохо говорил по-итальянски и еще хуже — по-английски. От этого воспоминания у Эсме голова закружилась, как веретено, и все сознание сосредоточилось на ниточке, за которую она потянула.Ристо действительно говорит по-итальянски. И по-английски. Плохо, но понять можно. Откуда это мог знать Персиваль, если всю дорогу Ристо говорил только по-албански? Персиваль мог это узнать лишь одним способом — так, как он ей рассказал. Помоги ей Господи, как она могла быть так непростительно глупа?Волна отвращения к себе вывела Эсме из транса, она поняла, что стоит и смотрит на Вариана, не видя. Сколько она простояла так, пока мозги вертелись, делая это открытие?Он уже опустил руки и смотрел на нее, склонив голову набок, серые глаза казались ошеломленными… и печальными. Нет, это не печаль. Он ее ненавидит. Она и кузена заставила себя возненавидеть. Они протягивали ей спасательный круг, а она отшвырнула его. Они оставят ее здесь, чтобы убить и быть убитой, потому что она их к этому вынудила, потому что была так захвачена мыслью о мщении, что никого не слушала.В горле горело, в груди жгло, дыхание вырывалось болезненными всхлипами. Нижняя губа задрожала. О нет. Она не заплачет. Она никогда не плакала, скорее пусть дикие кабаны разорвут ее на куски, чем она расплачется перед этим человеком. В глазах защипало. Эсме жестко растерла их рукой.— Не смей! — свирепо прошептал Вариан. — Не смей плакать.Эсме закусила губу.— Проклятие. Ты доведешь меня до смерти, Эсме. — Он быстро подошел, взял ее за руки и прижал к груди ее голову.— Извините, — пролепетала она.— Извините? Господи!Он провел рукой по ее волосам. Не слишком нежно, но он имел все основания разбить ее голову о стену, униженно подумала Эсме.— Я знаю, поздно просить прощения. Я не боюсь. Я хотела сказать вам вслух. — Она сглотнула. Жжение в горле утихло. Она не поддастся. Она держит себя в руках. Она подняла голову.Длинные ресницы прикрывали глаза Вариана, и невозможно было разобрать их выражение. Он чуть-чуть улыбнулся, но без тепла:— И за что же ты извиняешься, чтобы я этому поверил?— За все. С самого начала. За ужасные вещи, которые я говорила. И хуже того — делала.— А, понятно, ты не могла сдержаться, да? Ты сумасшедшая — или попросту албанка. Если подумать, это одно и то же. Я не понимаю, как твой отец за двадцать лет не потерял рассудка. Я лишился его меньше чем за двадцать дней.— Простите, — сказала она. — Я виновата. Я была сбита с толку. Я ничего не понимала… до последнего момента.Вариан тяжело вздохнул и положил руки ей на плечи. Отступил, держа ее на расстоянии вытянутых рук, и всмотрелся в лицо:— Эсме кающаяся. Возбуждает не меньше, чем вид Эсме в платье. Вместе — сокрушительное действие. Я, пожалуй, сяду.Он выпустил ее, но не сел, а прислонился к двери. Он все еще смотрел на нее изучающим взглядом. Эсме начала осознавать, что на ней шелковое платье, которое не так давно заставило ее чувствовать себя нелепой. Сейчас оно казалось слишком женственным и открытым. Он смотрел на нее, как на диковинный экспонат в клетке. Ей хотелось спрятаться, но вместо этого ноги сами понесли ее к нему.— Нет! — предупредил он. Эсме остановилась и покраснела.— Не испытывайте на мне свои руки, мадам, — сказал он. — Облегчи свою совесть, если хочешь, но издали. Как и Персиваль, я сегодня достаточно возбужден, спасибо.Она его не осуждала ни капельки, хотя ужасно было то, что ей приказали держаться подальше, как будто она заразная. Нет. по другой причине. Он цивилизованный человек. Он не хочет, чтобы она спровоцировала его на то, чтобы ударить ее или задушить. Другой, приведенный в такое же бешенство, как сейчас Вариан, ударил бы ее с порога так, что она полетела бы через всю комнату, и она бы не осудила его. Какая же она ведьма! Отвратительная, тупая, грубая, уродливая, злобная. Животное.Нет, она не животное. У нее есть некоторое благородство. Она должна извиниться. И сказать правду. Не всю, всю она не выдержит, но какую-то часть.Она сложила руки и устремила взгляд на ковер. Возле правой ноги она увидела цветной лабиринт из квадратиков и остановила взгляд на нем.— Я вам лгала. Постоянно. Меня раздражало, что корабль будут чинить слишком долго, и я понимала, какие трудности встречу на пути в Тепелену. Я могла бы пойти одна, но знала, что проблем будет меньше, если путешествовать с англичанином.— Ты меня использовала? — уточнил он. — Да.— Ты могла бы пользоваться мной с большей добротой. Ее лицо стало совсем виноватым. Глаза были темные, наполненные тенями.— Я не хотела вам понравиться, — сказала она, стиснув руки. — И не желала, чтобы вы понравились мне. Это осложнило бы… то, что я должна была сделать.— Что ты должна была сделать? — тихо спросил он.Ее придавливал его мрачный взгляд, а сердце бешено колотилось. Господи, зачем он спрашивает? Разве он не поверил в ту причину, которую она выставила в Берате, — что ей нужно выйти замуж за Исмала? Разве она плохо притворялась несколько часов назад?— Из-за Исмала, — запинаясь, сказала она.— Что насчет Исмала? Что ты должна сделать?Не важно, что он сказал это очень нежно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116