— Он наклонился и поднял с пола мумию, от запаха его затошнило. Он задержал дыхание и протянул мумию ей.
Дафна подняла брови.
— Да, да, возьмите, — задыхаясь сказал он, сдерживая желание швырнуть в нее мумией.
— Вы уверены? — Однако, слава всем богам, она взяла ее.
Руперт шагнул в сторону.
— Конечно. Разве я не говорил вам, что со мной легко справиться? Приятное занятие любовью превращает меня в воск в ваших руках. Клянусь, меня переполняют доброта и великодушие.
…И что-то еще, что-то непохожее на чувство удовлетворения, которое он обычно испытывал. Какая-то странная боль.
— Но я ужасно проголодался, — поспешно добавил он. — Насколько я помню, у нас в дорожных сумках есть хлеб.
Дафне было ясно, что для него это не имело большого значения. Он говорил о чувствах, имея в виду всего лишь желание. Он удовлетворил свою похоть, по сути, ничем не отличавшуюся от голода. Так он это видел. Он так и сказал: она хотела его и, вполне естественно, отдалась ему. Голод удовлетворяют едой.
Другими словами, страсть значила для него не больше, чем простые хлеб и вода, которыми вскоре они утоляли голод в первой камере, в окружении изображений хозяина гробницы, его жены и длинных столбиков иероглифов.
Тем временем мир рушился над головой Дафны. Невидящими глазами она смотрела на дрожащие в свете свечи иероглифы. У нее мелькнула мысль, что она какую-то часть своей взрослой жизни провела в темноте.
— Понимаете, о чем здесь говорится? — спросил он.
Она с трудом перевела взгляд на него. Отблески слабого света играли на его бронзовой коже, очерчивая мускулистый торс. Взгляд темных глаз был непроницаемым.
Она не могла понять этого взгляда даже и при лучшем освещении. Глаза Руперта Карсингтона не были окнами его души, как у Верджила. И в то же время казалось, что Руперту Карсингтону почти нечего скрывать. Его слова и поступки были простыми и ясными. Как и его гнев. Он не прикрывал его маской любезности и терпимости святого. Он говорил то, что думал… вместо того, чтобы выпытывать, что думает она.
— Вы знаете, что нет, — сказала Дафна. — Я много раз объясняла вам, в чем заключаются трудности дешифровки.
— Да, но теперь, когда вы освободились от ужасного бремени похоти, давившего на ваш ум, я подумал, что у вас может пробудиться интуиция или вас осенит вдохновение. — Я обладаю интуицией, но не по отношению к иероглифам. Что касается похоти…
— Ах да! Не совсем удовлетворенной, как мне кажется.
— Я не то хотела…
— Секрет похоти заключается в том, что вы можете избавиться от нее только постоянным удовлетворением. Постоянным, повторяющимся удовлетворением. Как только она начнет снова досаждать вам, обязательно скажите мне об этом.
— Это не то, что… — Но об этом Дафна тоже думала, и поэтому, чтобы покончить с этой темой, спросила: — Вы находите меня женственной?
— Уж не высушила ли буря ваши мозги? — спросил Руперт. — Неужели вы думаете, что я принял вас за мужчину?
— Я имела в виду, не находите ли вы меня неженственной?
Он наклонился и пристально посмотрел ей в лицо, она не сомневалась, что густо покраснела.
— В чем? — спросил он. — Где?
— Не… такой, как подобает женщине. Нескромной. Слишком… — Она вспомнила упреки Верджила, его доводящее до ярости терпение и ее гнев, угасающий от стыда. — Слишком смелой, — с трудом произнесла она, — в проявлении чувств.
— Женщина… слишком смелая… в проявлении страсти? — изумился Руперт. — Да такого не бывает! Откуда у вас такие идиотские понятия? Ладно, можете не говорить. Я сам могу догадаться. Вам не следовало выходить замуж за старика.
— Верджилу было пятьдесят четыре, когда мы поженились. Это еще не возраст Мафусаила.
— А сколько было вам?
— Девятнадцать с половиной.
— Вам бы больше повезло с двумя мужьями, которым было бы по двадцать семь. А что касается покойного, ему следовало бы выбрать женщину, ближе ему по возрасту! Он мог бы прожить дольше. И что еще важнее, ему бы не пришлось прикрывать собственное бессилие осуждением своей красивой и страстной жены.
— Его… бессилие, — повторила Дафна. — Это было…
— Но это его не извиняет, — продолжал возмущаться Руперт. — Прибегать к такой оскорбительной лжи, а еще священник! Я надеюсь, вы лишали его близости на долгое-долгое время, по меньшей мере на пару недель, чтобы проучить. Господи, джентльмены так себя не ведут, и вы были на всю жизнь связаны с этой скотиной. Он заставил вас чувствовать себя неженственной, вас, когда сам не был мужчиной. У меня кровь кипит от такой подлости. Идите сюда.
— Не джентльмен? — повторила Дафна. — Не мужчина?
— Он был мелкой личностью, иначе не пытался бы подогнать вас под свой размер.
Она не водила с него глаз, пытаясь осознать его слова. Он сказал, что она не была неженственной, а он был человеком с огромным опытом.
— Я должна знать правду, — потребовала она, — не надо быть тактичным. Это очень важно для меня.
— Тактичным! — возмутился Руперт. — Не могу поверить, что женщина с вашим умом не видела, чего он добивался. Самому глупому тупице было бы ясно, что он завидовал вашему уму, потому что знал, что сам большим умом не отличается. Он боялся, что вы чего-то добьетесь, а он останется в тени. Вот почему он запрещал вам изучать письменность Древнего Египта. Также очевидно, что он завидовал вашей энергии и страстности. Для него вы были слишком женщиной.
— Слишком женщиной, — повторила она, наслаждаясь этими словами. Она была довольна. Но не так, как был бы доволен мужчина. Она обладала умом, не мужским, а просто своим собственным умом. Вот и все.
— Возможно, вы заметили, что для меня вы не слишком женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99