Руперт открыл глаза и посмотрел на нее, и они молча, словно заговорщики, улыбнулись друг другу. Так они и лежали, глядя друг на друга, тайно любя друг друга, а снаружи доносились знакомые звуки шагов по палубе, перекликающиеся голоса, там готовились причалить к берегу.
Время сладкого слияния медленно текло, как воды Нила, но вот бурный поток подхватил его. Дафна крепко ухватилась за него, подстраиваясь под его ритм. Мир померк, и все закружилось, и Руперт провалился в него, и все, что он чувствовал, было невыразимым огромным безумным счастьем.
Затем он услышал у своего уха ее голос: «Я отдаю себя тебе».
Дафна бессильно опустилась на него, он обнял ее, наслаждаясь восхитительным покоем. Странная забавная мысль мелькнула в его голове: «Мы женаты», — и он громко рассмеялся.
Эпилог
В конце июля после долгого и трудного путешествия из Египта в Харгейт-Хаус прибыли два представителя Мухаммеда Али и сообщили графу о безвременной кончине его четвертого сына, одновременно передав ему красивый ящичек с черепом его убийцы.
Поскольку в это время семья находилась в деревне, лорд Харгейт был вынужден переживать это известие молча, с чрезвычайным достоинством и в полном одиночестве.
Не желая, чтобы об этом кто-то узнал раньше его жены, его милость никому не сказал об этом известии. Он просто спустя несколько часов отправился в Дербишир, чтобы самому рассказать ей о случившемся.
Он останавливался только для смены лошадей. Он не спал всю дорогу. Он взял с собой, сам не зная зачем, ящик с черепом. Это был один из тех редких случаев в жизни графа, когда он совершенно растерялся. Он подъехал к дому в тот момент, когда Бенедикт собирался уезжать. Старший сын лишь взглянул на лицо отца и, развернувшись, вместе с ним вошел в дом.
Лорд Харгейт отвел жену в сад и сбивчиво рассказал о полученном послании.
Она только вскрикнула и, прижав к груди руки, отвернулась. Бенедикт попросил показать письмо.
Отец отдал его сыну, затем обнял жену за плечи.
Бенедикт оставил их и вернулся в дом, чтобы прочитать письмо. В доме стояла необычная тишина, как будто слуги, которым еще ничего не сообщили, чувствовали беду.
Это напомнило ему гнетущую тишину в его собственном доме после смерти его жены два года назад. Тогда он тоже как будто окаменел.
Услышав стук колес подъезжавшего к дому экипажа, судя по топоту копыт, галопом, Бенедикт подошел к окну. Это была красивая дорожная карета.
Отмахнувшись от слуг, он вышел, чтобы перехватить гостей. Его родители не могли принять их. Но лорда Харгейта могли потребовать для какого-нибудь срочного государственного дела, да и Бенедикту надо было чем-то заняться. Он оказался у входа в дом, перед которым только что остановилась карета. Он не успел сделать и шага, как дверца кареты распахнулась, и из нее спрыгнул на землю человек… и улыбнулся ему.
Брат.
Его погибший брат.
Руперт.
Бенедикт моргнул, для него это было признаком сильнейшего волнения.
— Ты не умер, — сказал он подходившему к нему Руперту.
— Конечно, нет, — ответил тот, заключая его в крепкие объятия.
Бенедикт, все еще не пришедший в себя, похлопал его по плечу.
— Что заставило тебя подумать, что я умер? — спросил Руперт после того, как все приветствия закончились.
Бенедикт рассказал о двух посланцах Мухаммеда Али, письме с соболезнованиями от английского генерального консула и ящике с головой внутри. Руперт не дослушал до конца.
— Они невероятно медлительны во всем. Полагаю, посланцы прибыли в Лондон только после того, как посетили все бордели на пути от Александрии до Портсмута. Мое письмо отцу, вероятно, идет через Патагонию. Но это не важно! Его милость сразу воспрянет духом, когда увидит, что я ему привез.
— Никаких экзотических животных, надеюсь, — сказал Бенедикт. — Он скажет, что его семья и так неплохой зверинец.
— Это не экзотическое животное, — заверил Руперт.
— И не мумии. Матери не нравится их запах.
— Как и мне. Это не мумия.
— Отказываюсь разгадывать шарады. Ты, если захочешь, скажешь мне на досуге. А мне лучше пойти вперед и подготовить наших родителей к твоему воскрешению. — Он хотел уйти.
— Это жена, — сказал Руперт. Бенедикт обернулся.
— Чья жена? — спросил он. Насколько ему было известно, Руперт никогда раньше не связывался с чужими женами, но нельзя предугадать, на что способен Руперт, особенно находясь в чужой стране, где жены обычно существуют во множественном числе, а не в единственном. Руперт мог посчитать, что этот шейх или тот бей смогут обойтись без одной их них.
— Она моя, — сказал Руперт и, понизив голос, добавил: — Она у меня в карете.
Бенедикт забыл обо всем, увидев своего якобы умершего брата. И теперь, глядя на карету, он разглядывал сидевшую там женщину. Она склонилась над книгой.
Он повернулся к Руперту.
— Она читает, — сказал Бенедикт, — книгу.
— Да, она прочитывает целые кучи книг. Большинство из них даже не на английском языке. Она талантливая ученая.
— Кто?
— Ее ум просто необъятен, — поделился Руперт, — но отца вряд ли заинтересует ее интеллект.
— Кроме того, он изумится, что женщина с умом вышла за тебя замуж.
— Да, до сих пор сам не могу в это поверить, — подтвердил Руперт. — Но это еще не самое смешное. — Он понизил голос до шепота: — Она богата.
Бенедикт моргнул во второй раз. Он знал, что отец велел Алистеру, третьему сыну, и Дарию, пятому, искать невест с хорошим приданым, ибо он отказывается содержать их всю жизнь. Но Руперта, чье место было между ними, это не касалось по той причине, что ни один здравомыслящий человек не даст денег на его содержание.
— Богата, — повторил Бенедикт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99