Я представляю себе только одного — себя. И этот образ не вызывает у меня отвращения. Напротив, —добавил Эсмонд тихо, — я нахожу его весьма привлекательным.
— Потому что вы мужчина. Вам нечего терять. До тех пор пока вы будете держаться в определенных — очень широких — рамках, каждая победа будет восприниматься в свете как должное.
Неужели она может думать о нем только плохо? Но это не ее вина. Ее сознание отравлено Фрэнсисом.
— Только если я буду выставлять их напоказ. — Терпение, терпение, напомнил себе Эсмонд. — А что касается победы — это вопрос будущего. А в нашем случае кто кого победил, по вашему мнению?
— Я никогда никого не обольщаю, — горячо возразила Лейла. — Даже сегодня. Я просто подошла к вам, чтобы разбудить. А потом… — Она прижала ладони к вискам.
— У вас болит голова? — спросил Эсмонд, поднимаясь. Лейла отвернулась, чтобы скрыть слезы, которые вот-вот готовы были пролиться.
Исмал проклинал себя за то, что сделал. У любого человека — он это знал — были уязвимые места, где любые эмоции, будь то шок, печаль, вина, страх, со временем превращались в хронические болезни. Он знал, что у него таким местом был шрам на боку: рана зажила много лет тому назад, но она иногда начинала болеть так, как будто снова открылась.
А у Лейлы таким местом была голова, и она начала болеть, потому что из-за него открылась давняя рана. Он виноват. Это он много лет тому назад впустил в жизнь Лейлы Боумонта, который ранил ее и оставил шрамы, а теперь он, Исмал, пожинает плоды. Он заслужил это наказание.
— Я могу помочь избавиться от боли. — Эсмонд подошел к изголовью кровати.
— Не прикасайтесь ко мне!
Эти слова ранили его больше, чем он мог себе представить. Ему хотелось обнять Лейлу, ласкать и целовать, защитить от всего того, что ее беспокоило. Но он понимал, что сейчас главное, что она чувствует, — это стыд, и он тому виною. Единственным способом облегчить ее страдание было сказать правду.
— Вы ни в чем не виноваты. Я был негодяем, заставив вас в это поверить. Я притворился спящим, чтобы вы подошли и разбудили меня.
— Мне не следовало до вас дотрагиваться, — сказала Лейла, не поднимая глаз.
Презрение к самой себе, которое услышал Исмал в ее голосе, словно ножом полоснуло его по сердцу.
— Я вас спровоцировал — вы даже себе не представляете, как хорошо я умею это делать. Прикоснетесь вы ко мне или нет, не имело значения. Мне нужно было только, чтобы вы подошли ко мне. Все остальное было… обольщением. У меня дар соблазнять. А поскольку вы так сильно сопротивлялись, я максимально его использовал.
— Дар? Вы хотите сказать, что все это был обман… который вы планировали с самого начала?
— Я не мог удержаться. Я хочу вас… очень давно. Я не знаю, как от этого избавиться. Это желание неуправляемо. Я даже не могу за него извиниться. Я ни о чем не жалею, разве только о том, что расстроил вас. Но даже это эгоистично. На самом деле я жалею только о том, что вы расстроились настолько, что оттолкнули меня. — Эсмонд помолчал. — По правде говоря, я пришел, чтобы вернуть вам равновесие.
— Чтобы смягчить мое сердце?
— Если хотите. Я брошусь на колени и буду умолять вас сжалиться надо мной. Я ужасен. Я всегда создаю проблемы.
— Да. Уходите, Эсмонд. Немедленно.
Он ушел сразу. Хотя сегодня он был правдив как никогда. Исмал заметил все: как смягчился взгляд Лейлы, когда он говорил, как она расслабилась и даже чуть повернулась в его сторону. Он с трудом не поддался соблазну этим воспользоваться. Он действительно был готов броситься перед ней на колени и умолять. Потому что он не лгал. Он не знал, как перестать желать ее. А потому ничто — ни честь, ни мудрость, ни осторожность, ни даже гордость — не удержит его от того, чтобы пытаться снова и снова.
Глава 10
Поздним утром Ник вошел в комнату Исмала и сообщил о прибытии лорда Эйвори. Исмал все еще был в халате.
— Продержать его какое-то время в библиотеке?
— А в каком он настроении?
— В таком же отвратительном, как вы. — Ник бросил на туалетный стол принадлежности для бритья. — Но вы, наверное, захотите, чтобы я вас побрил?
— Зря ты позволил мне спать так долго.
— Когда я попытался вас разбудить, вы пообещали, что лишите меня моего мужского достоинства. И при этом выразились весьма определенно. — Ник начал энергично заправлять бритву в станок.
— Думаю, сегодня я побреюсь сам. Попроси его светлость подняться ко мне.
Ник вышел с гордо поднятой головой.
Исмал уже давно лежал без сна, вспоминая о том, как Лейла Боумонт прижимала ладони к вискам и с каким презрением говорила о себе. «Этот мерзавец Боумонт умел отравлять сознание людей!» — думал Исмал.
Сознание Шербурна, несомненно, тоже было отравлено, иначе как он мог отвернуться от обожавшей его молодой жены, оступившейся всего один раз, хотя на это ее толкнули именно холодность и невнимание мужа. А леди Кэррол, которая возненавидела лорда Эйвори? И сам Эйвори с его страшным секретом, не позволявшим ему ухаживать за любимой девушкой? Есть о чем подумать!
Я не гожусь, так сказал про себя Эйвори. И определил момент, когда начались его беды: два года назад, после того как покончил с собой Эдмунд Карстерс.
В часы бессонницы Исмал уже начинал выстраивать свою теорию относительно маркиза. Сейчас, намыливая лицо для бритья, он решил, что надо ее проверить. Предстоящая процедура его не радовала, потому что ему начинал нравиться этот молодой человек… который к нему привязался, доверял ему, восхищался им и считал его героическим старшим братом.
Эйвори не мог знать, что Исмал был хищником, который только и ждал, когда он сможет вырвать у него его секрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106