И еще. И еще один, дожидаясь, когда она вернется в этот мир, и надеясь, что собственный орган успокоится к тому времени, кода придется двигаться.
Он ждал, но ничего не происходило. Он понимал, что она не умерла, – он слышал, чувствовал ее дыхание, размеренное, мирное, слишком мирное. Дейн недоверчиво уставился на нее.
– Джесс?
Она что-то пробурчала и уткнулась ему в плечо. Целую минуту он с отвисшей челюстью всматривался в красивое, спокойное, спящее лицо.
«Как мужчина, черт побери, – подумал он. – Получила, что хотела, и спит».
Это он так должен был сделать – взорвать и смутить ее. Чертову наглость. А теперь, пропади пропадом эта неблагодарная тварь, он должен придумать, как одной рукой отнести се на кровать и при этом не разбудить.
Глава 13
Джессика стала осознавать, что ее несут по лестнице. Поначалу это казалось частью сна или очень давним событиями, когда она была девочкой, такой маленькой, что даже дядя Фредерик, самый маленький из дядей, спокойно подхватывал ее одной рукой и нес в детскую. Дядина рука стада шире походка не такая плавная, но она чувствовала себя в полной безопасности, положив голову на широкое плечо.
Постепенно сонный дурман рассеивался, и, еще не открыв глаза, Джессика поняла, кто ее несет. А также вспомнила все, что произошло. Или почти все. Многое затерялось в том водовороте, куда ее вверг Дейн.
– Я проснулась, – сказала она, плохо соображая сосна. Она была еще слаба, в голове стоял туман. – Дальше могу идти сама.
– Скатишься с лестницы, – проворчал Дейн. – Все равно мы уже пришли.
И правда, вот апартаменты ее светлости, или роскошные чертоги, как она их молча обозвала. Дейн внес ее в слабо освещенную спальню и посадил на кровать. Потом позвонил горничной – и ушел. Торопливо, не сказав ни слова.
Джессика смотрела на пустой дверной проем, прислушивалась к шагам, приглушенным ковром, и наконец, раздался тихий стук закрываемой двери.
Вздохнув, она сняла чулки, которые сползли до самых щиколоток.
Пришлось напомнить себе, что она знала, что будет нелегко, с той минуты, когда согласилась выйти за него замуж. Она знала, что в этот вечер он исходил колючим юмором – в сущности, весь день. Нельзя было рассчитывать, что он будет вести себя рационально, и нормально овладев ею, и ляжет с ней спать.
Пришла Бриджет и, ничем не показав, что заметила беспорядок в одежде хозяйки и ее рассеянность, приготовила ее светлость ко сну.
Горничная ушла, а Джессика решила, что нет смысли убиваться, что Дейн не сумел лишить ее девственности.
То, что он сделал, было восхитительно и удивительно, особенно последняя часть. Она знала, что это было, Женевьева рассказывала. И благодаря бабушке Джессика прекрасно понимала, что такие экстраординарные ощущения даются не всегда, особенно в первое время. Не все мужчины берут на себя труд доставить удовольствие жене. Она не верила, что Дейн так себя вел, чтобы заработать очко, показав свою власть над ней. Женевьева говорила, что возбужденному мужчине бывает очень больно, если он откажется облегчиться. Если только у Дейна нет какого-то сверхъестественного способа облегчения, о котором не упоминала Женевьева, то он должен был страдать от острого дискомфорта.
У него должна быть очень веская причина так поступить. Он ее хотел, в этом нет сомнения. Он пытался противиться, но не мог – особенно после того, как она бесстыдно обнажила грудь и ткнула ею прямо в его надменный флорентийский нос, или после того, как задрала юбки и взгромоздилась на его детородные органы.
Вспоминая, Джессика покраснела, но не от стыда. В то время она чувствовала себя удивительно свободной, порочной и в награду за наглость получила горячее, изысканное удовольствие.
Даже сейчас она воспринимала это как дар. Как будто день рождения был у нее, а не у него. А подарив жене извержение вулкана и получив взамен острый физический дискомфорт, он еще вздумал тащить ее по лестнице так, чтобы не разбудить.
Мог бы этого не делать. Куда проще было грубо разбудить ее, посмеяться над ней и дать самой ковылять по ступеням – ошарашенной, спотыкающейся, одурманенной. Еще проще было бы толкнуть ее, наподдать – пусть катится, а самому развернуться и пойти спать.
Вместо этого он терпел боль. Научил ее незнакомому удовольствию, а потом о ней позаботился. Он в самом деле милый и галантный.
Ее муж превратил животное влечение в нечто куда более сложное.
Если она не будет осторожной, то может совершить роковую ошибку – она в него влюбится.
На следующий день леди Дейн обнаружила, что в Аткорте все-таки есть привидения.
Она опустилась на потертый ковер в Северной башне. Здесь было кладбище старых вещей. Вокруг стояли сундуки с одеждой давно минувших эпох, шторами и полотном, а также разрозненная мебель, посуда, утварь непонятного назначения. Рядом с ней сидела миссис Инглби, экономка.
Обе смотрели на портрет молодой женщины с вьющимися черными волосами, угольно-черными глазами и надменным флорентийским носом. Джессика нашла портрет в темном углу, он был спрятан за сундуками и завешен бархатными прикроватными занавесками.
– Это может быть только мать его светлости, – сказала Джессика, не понимая, почему сердце стучит так, как будто она испугалась. Ведь она не испугалась. – Платье и прическа – конец восемнадцатого века.
Не было нужды говорить о сходстве: дама была женской версией нынешнего маркиза. И это был первый портрет, на котором Джессика увидела лицо, похожее на его.
После одинокого завтрака – Дейн поел и скрылся до того, как она спустилась – миссис Инглби устроила Джессике экскурсию по огромному дому, включая неспешную прогулку вдоль длинной галереи семейных портретов на втором этаже, напротив хозяйских спален.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90