Иными словами, нельзя ли помочь больным людям — вовремя подсказать, что надо лечить тот или иной орган, который они пока не считают больным…
В своем изучении анатомии Лиза преуспела. Она уже основательно разбиралась во внутреннем строении человека, знала, как выглядит здоровый орган и как — пораженный болезнью. Правда, пока не знала-, как полученными знаниями распорядиться.
Зачем ей это ясновидение? С кем поделиться?
У кого попросить совета? Лиза напоминала самой себе Петуха из басни Крылова: «Петух нашел жемчужное зерно и говорит: „Куда оно?“
Елизавета уже два года как выезжала в свет и, надо сказать, поклонников имела вполне достаточно, чтобы не сидеть у стены с равнодушным видом, обмахиваясь веером и беседуя ни о чем с какой-нибудь такой же девицей, обойденной вниманием.
Не иначе, по неразумению девическому или из озорства, именно на балу у генерал-майора Бутурлина весьма предерзко Лиза отвечала на упреки некоего графа Роговцева, обозвавшего ее Снежной королевой.
В последнее время граф частенько бывал с визитами в доме Астаховых, и всегда с одним и тем же: делал Лизоньке предложение руки и сердца. Он считался одним из самых завидных женихов Петербурга по причине огромного богатства и потому никак не мог понять холодности княжны, в то время как в других домах его всегда принимали с распростертыми объятиями и просто-таки заглядывали в рот: не произнесет ли Владимир Львович слов, которых так ждут от него матери невест на выданье…
— Ну почему вы ко мне холодны, Елизавета Николаевна, почему? — вопрошал граф.
Он так допек Лизу своими приставаниями, что она выпалила:
— Потому, Владимир Львович, что не хочу в скором времени вдовой остаться. Может, другая какая девица порадовалась бы вашему несчастью, согласилась, но я не могу… Ваша печень… она же совсем разрушена!
Граф отшатнулся от княжны, как от прокаженной. И даже те, кто не слышал их разговора, заметили смертельную бледность, покрывшую лицо Роговцева.
Больше в особняке Астаховых он не появлялся, а Лизе рассказывали ее знакомые, что граф посещает самых дорогих врачей и выспрашивает их про свою печень — так ли его дела плохи?
Но дорогие врачи потому и дороги, что они не говорят своим пациентам всей правды, а то и вообще правды не говорят, зато очень хорошо умеют успокаивать.
Печень Роговцева щупали и мяли, что-то бормотали по-латыни, а перевели ему так:
— Увеличена печенка, не без того. Надо ехать на воды. Лучше в Карлсбад.
Ободренный ими граф в момент собрался и отбыл на воды, где вскорости и скончался.
Надо сказать, весть о его смерти петербургский бомонд не поразила. Все вдруг стали вспоминать, что в последнее время граф и вправду плохо выглядел: был весь какой-то желтый, под глазами мешки.
Княжна Астахова оказалась не то чтобы проницательнее других, а просто не по-девичьи резвой на язык, в силу своей молодости и недостаточного воспитания.
Как тут не вспомнить Грибоедова, который говорил, что злые языки страшнее пистолета. Но опять действие развивалось вовсе не по той пьесе, которую пытался ставить поручик Щербина: вместо того чтобы заинтересоваться дьявольскими способностями княжны, свет стал привычно объяснять несдержанность княжны недостатком воспитания. Мол, что еще можно ожидать от дочери Александры Кохановской!
Так бы происшествие и забылось, вполне объясненное светскими умниками, если бы через некоторое время не последовало второе.
На этот раз конфуз случился на балу у обер-прокурора Синода. Потому и событие получило широкую огласку.
Некий гусарский полковник, схоронивший уже двух жен и, несмотря на это, опять подбиравший себе девицу из самых молодых, заявил при всех, что не потерпит отказа, ежели княжна не мотивирует причины своей холодности к столь блестящей партии, каковой он себя, безо всякого сомнения, считал.
Полковнику было пятьдесят. Он имел в придачу к своим обширным имениям солидное брюшко и склочный характер. А кроме того, считал, что с молоденькими девицами церемониться не стоит, потому как они нуждаются в хорошей дрессировке и выучке, как и столь любимые им лошади.
Кое в чем он был прав: Лиза в отсутствие над нею бдительного родительского ока стала позволять себе чересчур откровенные высказывания, что в конце концов должно было плохо кончиться. Кроме того, она не чувствовала особого пиетета ни к возрасту своих ухажеров, ни к их регалиям, ни к общественному положению, а потому и вызывала у них раздражение.
Подобные разговоры и тон, конечно же, не красили девицу на выданье и отвращали от нее людей солидных и понимающих толк в девическом смирении и покорстве.
Вот что, например, она сказала бравому полковнику:
— Ах, мон ами, не с вашим сердцем на молодых лугах галопировать! Вон и каменья в почках у вас, и сосуды сужены, и каверна правого легкого.
Полковник от такой непочтительности побагровел и начал было говорить что-то о розгах, коих недополучила в детстве недостойная девица…
Один из приятелей поспешил полковника увести, потому как сей монолог непременно окончился бы скандалом, — молодые люди, толпившиеся вокруг княжны и наслаждавшиеся ее острым язычком и тем, как она убирает с их дороги очередного соискателя ее руки и сердца, получали удовольствие от вида униженного богатого старика, которые так часто вырывали у них из-под носа самых красивых невест…
Если бы князь Астахов не был так погружен в свои собственные переживания, он, возможно, раньше успел бы пресечь подобные упражнения своей доченьки.
Вместо этого по прошествии трех лет отец и дочь как бы поменялись ролями: князь присмирел, а Лизонька разошлась не на шутку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90