— Старый мошенник! — в сердцах воскликнул Станислав, бросая письмо. — Как он смеет писать мне в подобном тоне!
— Я прошу тебя не произносить в адрес отца бранных слов! — возмутилась Лиза. — Кем-кем, а мошенником он никогда не был. Да и в каком тоне может обращаться к тебе отец, дочь которого ты украл из-под венца, без его благословения?
— Пора об этом забыть! — небрежно процедил Станислав. — Всякий родитель должен думать лишь о благополучии своих детей. А он даже уверяет меня в том, что достанет из-под земли, если с тобой что-то случится! Разве он не понимает, что я могу выместить на тебе свое недовольство его поведением?
Нужно быть дальновиднее! Вместо того, чтобы открыть мне любящие отцовские объятия…
— Объятия? — Лиза подумала, что она ослышалась. — Разве ты просил у него моей руки? Разве он давал тебе свое согласие?
— Не давал. Но я в его согласии и не нуждался.
— Зато ты нуждаешься в его деньгах, — ехидно заметила Лиза.
— И в его деньгах я не нуждаюсь!
— Тогда что тебя возмущает?
— То, что он посмел делить между нами мою собственность. Ведь если ты принадлежишь мне, резонно предположить, что и твои деньги тоже принадлежат мне.
— Женщина, если она не рабыня, не может принадлежать своему мужу как вещь…
— Где это ты нахваталась таких прогрессивных взглядов? — покачал головой Станислав и насмешливо улыбнулся. — Если бы ты только знала историю замка Поплавских! Сколько женщин нашли здесь свою смерть! И я не помню, чтобы хоть один мужчина за это поплатился. Вот и получается, что если по закону ты и не вещь, то распорядиться тобою я могу как вещью! Помочь тебе умереть в расцвете лет.
— Так же, как и своей матери? — неосторожно вырвалось у нее; потом Лиза жалела о своих словах. Как говорится, кто меньше толкует, тот меньше тоскует.
Лучше бы ей не забывать народную мудрость.
Лицо Станислава исказилось. Он провел по нему рукой, словно хотел снять налипшее что-то, но оно не снималось. Когда Лиза посмотрела на мужа, она поразилась происшедшей с ним перемене: глаза его беспокойно шарили вокруг в поисках чего-то, лишь ему ведомого. Словно он никак не мог найти, за что бы зацепиться взглядом. Он смотрел на жену и не видел ее.
Облик Станислава был так странен и в то же время так жалок, что Лиза не выдержала. Себе она так и не смогла объяснить, кто или что толкнуло ее на такой поступок.
Она подошла к мужу и подняла вверх его безвольно поникшее лицо.
— Посмотри на меня! — приказала Лиза. — Успокойся, ничего не случилось, это сейчас пройдет. Расскажи мне, что тебя терзает, сынок! Расскажи своей мамочке.
Он доверчиво посмотрел на Лизу:
— Мама, ты увидела, как я мучил Агнешку. Я бил ее, а она кричала. Без звука, потому что у нее был закрыт рот, но это возбуждало меня еще больше… А потом закричала ты. Скажи, зачем ты кричала? Разве ты не могла просто стоять и смотреть? Ты меня испугала. Я побежал за тобой, а ты все кричала, а потом упала на кровать в своей комнате, и я сказал, если ты не перестанешь орать, я тебя убью… А ты замолчала.
И умерла. Зачем ты сделала это, мама? Назло мне, да?
Лизе в какой-то момент захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят, так испугало ее то, что она услышала. Даже ее более чем скромных медицинских знаний хватило на то, чтобы понять: Станислав психически болен.
Возможно, он не был таким от рождения. Скорее всего, слишком часто он наблюдал поведение своего отца по отношению не только к слугам, но и к матери. Вначале это его пугало. Может, ребенок не спал ночами, плакал, но родителям было не до него, и в нем потихоньку угнездилась и стала развиваться болезнь…
Это открытие ее не так напугало бы, если бы накануне Лиза не узнала, что она беременна, и теперь ей было страшно от того, что ее сын — отчего-то она была уверена в том, что родится сын, — получит в наследство от отца его больную психику.
Что говорил отец Лизы насчет ее предназначения? Неужели оно в том, чтобы произвести на свет ребенка, заведомо обреченного? А если в том, чтобы каким-то образом прервать некую цепь безумия, обновить кровь рода Поплавских? Но не могло же Провидение предназначить Лизе единственно роль агнца на заклание, не дав ей возможности проявить себя как-то по-другому?
Да и за что ей это? Неужели в свои восемнадцать лет она успела так согрешить, чтобы расплачиваться столь страшным образом?
Что Лизе оставалось делать? Просто смириться с этим открытием она не могла, не в ее натуре было плыть по течению, но, увы, она могла так мало!
Княгиня стала ходить в библиотеку и усиленно читать те немногие медицинские книги о психических болезнях, какие ей удалось найти. Она, наверное, так и мучилась бы сомнениями, тщетно вопрошая у небес, что ей делать, если бы однажды с нею не заговорила Василиса:
— Что вас беспокоит, княгиня? Отчего вы стали худеть и бледнеть? Не из-за того же, что ваш супруг так усиленно притворяется ловеласом?
— Притворяется? — удивилась Лиза.
— Притворяется, — кивнула Василиса. — Он пытается вызвать вашу ревность. Это доставило бы ему удовольствие. Он наказывает себя за то, что невольно полюбил вас. А значит, как бы впал от вас в зависимость. Вы сделали его слабее, вместо того чтобы самой попасть под полное его влияние… Вы удивляетесь, что я об этом знаю? Я знаю и о многом другом.
Например, о том, какие книги стали вдруг вас интересовать. Надеетесь перевоспитать Станислава? Или ненароком боитесь заболеть сама? Некоторые врачи считают безумие заразным…
— Все гораздо хуже, — вздохнула Лиза. — У меня будет ребенок, и уже одно это бросает в холодный пот. Неужели он обречен на муки, какие терпит его отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90