С этим островом у него связаны самые приятные воспоминания. Сколько раз пятнадцатилетним подростком ловил он там живописных бабочек, порхающих среди роз. Именно на этом острове он позабыл о своем тяжелом прошлом и о том, что вступил в пиратское сообщество. Только здесь он познал вкус настоящей свободы. Только здесь впервые его искренне любили. Катрин заменила ему мать и привязалась к нему как к собственному сыну: она всегда противилась тому, чтобы он вместе с Джеком бороздил океанские просторы, и стараясь своей любовью оградить его от жизненных невзгод. Однако, противостоять решениям своего мужа ей недоставало сил и настойчивости. И она довольствовалась редкими счастливыми минутами общения с мужем и приемным сыном.
Зак тяжело вздохнул и вдруг ощутил едва уловимый запах роз, плывущий над океаном, который напомнил ему череду ярких картин прошлого. Значит, остров уже близко.
— Смогу ли я сделать то, что задумал и сделать несчастной Катрин? Ведь всем добрым во мне я обязан ей, — прошептал он. — Возможно, она меня поймет? Без сомнения, она догадывается, что придет когда-нибудь день и появится человек, который положит конец мародерству Джека. Единственное, чего она не ждет, что этим человеком окажусь я.
Сабрина открыла окно. Живительные солнечные лучи озолотили комнату. Сабрина давно пришла в себя после пережитых испытаний, и теперь, тщательно причесанная, в выстиранном, благоухающем свежестью платье, она снова казалась прежней.
За исключением того, что отчаяние и тоска, вызванные болезнью Джошуа, переполняли ее. Она снова подошла к кровати и села в изголовьи.
Дотронувшись до лба Джошуа, она обрадовалась, что лихорадка спала. Значит самое страшное позади. Осталось только рассказать ему об операции.
До сих пор он был слишком слаб, чтобы узнать правду. И все время спал.
Вдруг он зашевелился и стал медленно открывать глаза. Затаив дыхание, Сабрина склонилась над ним и прикоснулась к его щеке.
— Джошуа? — дрожащим голосом окликнула она его. — О, мой красавчик. Наконец-то ты проснешься и поговоришь со мной? Я так за тебя боялась.
Облизнув пересохшие губы, Джошуа оторопело смотрел на нее, и не узнавал.
— Это ты, малышка? — минуту спустя спросил он. Он был так слаб, что не узнавал своего голоса. Несколько раз он моргнул, пытаясь сфокусировать неясные предметы, окружающие его. — Почему у тебя такое грустное лицо?
Он снова огляделся и вдруг осознал, что находится в господском доме, мало этого, в господской спальне, а не в собственной комнате для рабов. Он с недоумением взглянул на Сабрину.
— Что ты наделала, женщина? Мистер Зак знает, что ты уложила меня здесь? — взволновался он. Опустив глаза и заметив на своем плече повязку, встрепенулся. У него закружилась голова. — Боже, что со мной? — Он попытался ухватиться за несуществующий локоть и, не найдя его, закричал в истерике. — Господи, где моя рука? — Он испуганно уставился на нее. — Нет, ничего не говори. Доктор не мог отрезать мне руку. Я помню, как он меня осматривал…
Сабрина заплакала. Она прикрыла ему рот рукой.
— Другого выхода не было, Джошуа, — проговорила она, и сердце ее облилось кровью. — У тебя началась гангрена. И если врач не отрезал бы твою руку, ты бы умер.
Джошуа отвел в сторону глаза и проглотил подступивший к горлу комок. Он тяжело дышал и изо всех сил старался подавить подступавшие рыдания.
— Теперь я только полчеловека. Теперь я… бесполезен и ничего не стою.
Сабрина подошла к постели с той стороны, где рука была цела, и легла рядом. Она прижалась к нему всем телом.
— Ты мой мужчина, — прошептала она. — Значит, ты не бесполезный, и мистер Зак любит тебя как брата. Ты много значишь для нас обоих. Не позволяй жалости разрушать тебя. Это самое сейчас опасное, Джошуа. Жалость. Если ты пустишь ее к себе, она разрушит тебя больше, чем самая большая рана.
Джошуа вдохнул запах ее волос. Он приник к ней.
— Помоги мне, Сабрина, — молил он, уже не сдерживая рыданий. — Господи, помоги мне смириться тем, что со мной стало.
Сабрина обняла его.
— Все будет у тебя хорошо, — шептала она. — Ты выздоровеешь, красавчик. Сабрина побеспокоится об этом. А пока поплачь, красавчик. Тебе станет легче. Вот увидишь.
Они стояли рядом, Анжелита в белом кружевном платье с букетом цветов, сорванных у Иден в саду, взяла под руку Прэстона. Она просто светилась от счастья.
Прошла всего неделя с того дня, как его ранили, но Прэстон решил провести церемонию бракосочетания стоя, а не в постели. Он смотрел на свою невесту и не верил, что отныне она будет принадлежать ему. Уже несколько лет лишь издалека он любовался ею, но даже помыслить не смел о чем-либо большем. Она казалась ему одной из таких женщин, которые не останавливаются на одном мужчине. И вот теперь, оказывается, она любит его.
— Анжелита Льюэллин, согласна ли ты взять этого человека себе в законные мужья? — спросил священник, держа в руках открытую библию.
— Да, согласна, — прошептала она и повернула к Прэстону свое сияющее лицо, обрамленное черными, как смоль, волосами.
Священник кашлянул и обратился к Прэстону.
— А ты, Прэстон Уитни, согласен ли взять в законные жены Анжелиту Льюэллин? — спросил он, натянуто улыбаясь.
Прэстон улыбнулся Анжелите.
— Да, — взволнованно ответил он. — Я очень хочу, чтобы она стала моей женой.
— Тогда волею господа объявляю вас мужем и женой, — сказал священник, закрывая библию. Он снова кашлянул. — Вы можете поцеловать свою невесту.
Они взглянули друг на друга, и Прэстон, взяв ее лицо в свои руки, склонился и прижался ртом к ее губам. Все внутри у него словно растаяло во время поцелуя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105