Сомневаюсь, что в их руках она протянет более часа. Они не поверят ни единому ее слову, да и не разберут, что она там бормочет на своем корявом английском. Даже если кто-нибудь из них усомнится в ее виновности, все равно ее повесят – слишком сильно будет желание отомстить. Ну, а затем мы сообщим королю, что люди Монтегю сами свершили правосудие, что они нашли и наказали убийцу. Когда Клаудия будет мертва, нам ничто не будет угрожать.
– Нельзя забывать о вассалах Монтегю и его семье, – задумчиво произнес Лонсдейл. – Особенно о его брате, Кенрике Реммингтонском. Это не такой человек, чтобы так легко принять смерть брата.
Епископ сделал успокаивающий жест.
– Никто не осмелится опровергнуть слова епископа без веских доказательств. У этого ублюдка не будет причины протестовать. Когда его братец умрет, не оставив завещания, он унаследует все его земли и деньги. В его же интересах принять все как есть.
Клаудия прижала руки ко рту, пытаясь удержать крик, рвущийся из самого сердца. На грани обморока, со слезами, застилающими взор, она поклялась самой страшной клятвой: или она нарушит чудовищные планы ее дяди и епископа, или умрет. И слезы, стоящие сейчас у нее в глазах, будут последними слезами, пролитыми ею в замке Лонсдейл.
3.
Прижавшись к стене превратной башни, Клаудия затаила дыхание. Внезапно взгляд ее упал на два медных кубка, которые она держала в руке, и невольное богохульство чуть не слетело у нее с уст. Кубки ярко сверкали в лунном свете. Едва Клаудия успела спрягать их под темный плащ, как во дворе замка появилось двое часовых, которые направлялись сменить стражу у западной башни. Только шум их шагов нарушал тишину, царящую во дворе. На расстоянии не более десяти метров они миновали то место, где пряталась Клаудия, и она решилась двинуться дальше, только когда солдаты скрылись за поворотом стены.
Стараясь не выронить из рук кубки и кожаную фляжку с вином, Клаудия подошла к двери башни и осторожно взялась за ручку. С легким скрипом дверь приотворилась, и Клаудия проскользнула в образовавшуюся щель. Ее встретила кромешная тьма, пропитанная острым запахом дегтя и смолы, которые хранились в башне на случай осады. Эти припасы могут уже в ближайшее время понадобиться Лонсдейлу, подумала Клаудия, если ее замысел увенчается успехом.
Нащупывая свободной рукой дорогу, Клаудия добралась до начала лестницы. Горящий где-то наверху факел освещал ступеньки тусклым, мерцающим светом. Клаудия в нерешительности остановилась: когда она ступит на лестницу, назад хода уже не будет.
Но ведь Гай – ее последняя надежда.
Так же, как и она его.
Эти мысли придали ей мужества, и Клаудия стала подниматься по ступеням. Насколько все было бы проще, если бы ей удалось обнаружить тайный проход – или даже два – в этой части замка!
Путь к следующему лестничному пролету лежал через большой зал, вымощенный каменными плитами. Деревянные двери вели в боковые помещения, и оттуда до Клаудии доносился могучий храп. Башню сторожило множество солдат, и Клаудия взмолилась, чтобы никто из них не проснулся этой ночью. На случай, если все же удача изменит ей, у нее было припасено вино – достаточно крепкое для того, чтобы усыпить самого выносливого из стражников.
Комната, в которую поместили Гая, находилась этажом выше – Клаудия бывала в ней и помнила роскошь этой тюрьмы, предназначенной для содержания благородных узников – рыцарей, взятых в плен на турнирах или в битвах. Они находились там до тех пор, пока их родственники не вносили выкуп. Но сейчас у этой комнаты был необычный обитатель: Гая ждала не свобода (пусть купленная за деньги), а смерть.
Клаудия всегда знала, что барон Лонсдейл – алчный, не имеющий совести себялюбец, но не подозревала вплоть до сегодняшнего дня, до какой низости он способен пасть. Будучи ее родным дядей, он спокойно приговорил ее к смерти от рук разъяренной толпы – и так же спокойно отправит на виселицу, если это ночное приключение окончится неудачей. Уж лучше ей обратиться за помощью к Гаю де Монтегю – унижение, которое она наверняка испытает при этом, ничто по сравнению с чувством вины, от которого она никогда не сможет избавиться, если Гай попадет в руки Лонсдейла. Пусть даже она не может быть уверена, что Гай, освобожденный ею из заточения, одобрит план побега. Возможно, он не захочет взять с собой в столь непростое путешествие женщину или просто не поверит рассказу о чудовищных планах ее дяди.
Рука Клаудии потянулась к воротнику плаща и нащупала спрятанные в ткани камни. После того как слуга принес ей ужин, она потратила целый час драгоценного времени, зашивая в плащ изумрудное ожерелье матери – последний остаток былой роскоши, одна из немногих ценных вещей, увезенных Клаудией и ее братьями из родного дома в Италии. Остальные давно были проданы, чтобы оплатить военную экипировку и боевых коней для Данте и Роберто, избравших себе ремесло наемников. Роберто хотел продать и ожерелье, но Данте настоял на том, чтобы оно осталось у Клаудии – тогда у нее будет хоть какое-то приданое, в случае, если ее братья все-таки не смогут достичь собственным трудом положения, приличествующего им по происхождению. Сегодня это ожерелье может сослужить Клаудии еще более важную службу – спасти жизнь и вернуть свободу.
Ступеньки кончились. Вся превратившись во внимание, Клаудия ступила на лестничную площадку и повернула за угол. Факелы, чадно горя, отбрасывали на стены мелькающие, дрожащие тени. Дверь в комнату, где содержался Гай, была приоткрыта, и часового нигде не было видно. Клаудия удивленно нахмурилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116