Ему нужно срочно исправить ситуацию, чтобы не допустить утечки информации.
– Улыбнись вон тому джентльмену! – прошептала, прикрывшись китайским веером, леди Ганновер.
– Которому, мама? – обернувшись, спросила Сарала и тотчас же увидела стоящего в дверях переполненного бального зала лорда Шарлеманя, решившего почтить своим присутствием собравшуюся в особняке семейства Манц-Диллингс богато одетую публику – сливки лондонского общества.
Его слова, брошенные ей в конце их последней встречи, были восприняты Саралой как вызов, причем не столько обусловленный коммерческим конфликтом между ними из-за партии китайского шелка, сколько их личными отношениями. Чем дольше она размышляла над этим, тем больше утверждалась в правильности такого предположения.
В связи с этим она сочла целесообразным воздержаться вчера от выезда в свет. Однако дальнейшее ее пренебрежение общественными мероприятиями могло вызвать нежелательные пересуды. Встреча с Шарлеманем бросила ее в дрожь и наполнила сладостным жаром ее живот.
– Куда ты смотришь, деточка! Я говорю о лорде Пердью. Брезгливо поморщившись, Сарала переспросила:
– Ты имеешь в виду того одиозного типа в алом жилете? Мама, но он так жалок и смешон!
– Типун тебе на язык! И говори потише, не приведи Господь, он услышит твои оскорбительные слова! – прошептала ее мамочка. – Миссис Уэстерли говорит, что он имеет ежегодный доход в четыре тысячи фунтов стерлингов и громадное имение в графстве Суффолк. Смеяться следует над нищими!
– Но он такой противный! Не говоря уже о его сильном косоглазии. Что тебе известно о нем, мама, кроме того, что он богат? – спросила Сарала. – Не только в деньгах счастье.
– Главное, что он холост и богат, – стояла на своем леди Ганновер, энергично обмахиваясь веером. От возмущения она даже слегка вспотела. – Что именно тебя интересует?
– Да все! Начитан ли он, любит ли театр, способен ли поддержать серьезный разговор, занимается ли чем-нибудь, помимо пьянства и безделья?
– С такими требованиями к жениху ты вообще вряд ли когда-нибудь выйдешь замуж! – проворчала маркиза.
– О каком замужестве может идти речь, если ты не способна даже определиться наконец с моим именем? – парировала Сарала.
– Довольно пороть чепуху: – воскликнула леди Ганновер, потеряв терпение. – Ступай к закусочным столикам и улыбнись ему, если не хочешь, чтобы твоя бальная карта осталась пустой.
Подавив приступ гнева, Сарала, вымученно улыбаясь, направилась к толпе возле столиков с напитками и закусками. Сегодня она пошла матери на уступку и не только надела рекомендованное ею золотисто-персиковое платье, слегка подрумянила щечки и сделала модную прическу, но и согласилась называться новым, английским, именем – Сара.
Выросшая в окружении сочных и ярких красок, она никак не могла привыкнуть к блеклым и скучным тонам лондонской жизни. Но юные столичные леди стремились, к ее удивлению, выглядеть именно бесцветными и вялыми созданиями, потому что это считалось в высшем свете хорошим тоном для потенциальных невест.
Вот и сама она постепенно превращалась в одну из таких томных и безликих барышень, что претило ее живой и бойкой натуре. Никто и глазом не повел, когда дворецкий громко выкликнул ее имя – Сара Карлайл, хотя сама она зажмурилась. Мамочка поспешила заверить ее, что оставаться незаметной в ее же интересах, поскольку это пробудит любопытство к ней находящихся в зале джентльменов. Однако Сарала сомневалась в этом.
– У меня есть кое-что для вас! – пророкотал у нее за спиной мужской голос.
Она вздрогнула и резко обернулась:
– Что же именно? Пять тысяч фунтов?
Сарала взглянула прямо в серые глаза лорда Шарлеманя.
– Не угадали! – ответил он и, прищурившись, взял ее за руку и поцеловал ей кончики пальцев.
Она остолбенела. Но еще большее потрясение ждало ее, когда Шарлемань вложил ей в руку бархатный кошелек со словами «Спрячьте это в ридикюль и загляните внутрь, когда останетесь одна!»
– Я не позволю вам подкупить меня! – шепнула она ему, сжав кошелек к кулачке.
Его глаза лукаво блеснули, словно бы вторя блеску ониксовой заколки в его белом галстуке. С дьявольской улыбкой он произнес бархатистым баритоном:
– Откуда вам знать, что я задумал вас подкупить? А что, ели я хочу вас запугать чем-то жутким? Сушеной дохлой жакт или кусочком угля?
Губы Саралы насмешливо скривились.
– Вы продолжаете меня интриговать? Чего еще мне от вас ожидать, милорд? У вас, оказывается, богатая фантазия!
– А вы дайте волю собственному воображению! Но лучше обуздайте свою женскую пытливость до поры до времени.
– Вы подразумеваете, очевидно, кошачье любопытство? Ведь именно эта слабость и погубила кошку! Но я другой породы и поступлю наоборот – воздержусь от заглядывания в кошелек, раз вы так настойчиво меня к этому склоняете. Береженого Бог бережет!
В глазах Шарлеманя промелькнула тень одобрения, как ей показалось.
Он вручил ей бокал отменной мадеры, взял другой рукой с подноса для себя и вкрадчиво спросил:
– Вы уверены, что вам несвойственно повсюду совать свой дотошный носик?
– Не скрою, я не лишена любопытства, – ответила Сарала. – Но при этом и наделена осмотрительностью.
Она положила кошелек в ридикюль и пригубила вино.
Пусть в действительности ее и снедало желание заглянуть в таинственный бархатный мешочек, но она помнила, что демонстрировать свою слабость мужчине не в ее интересах.
А тем более показывать сопернику в делах, что она удивлена. Лучше сохранить невозмутимую мину, это его озадачит.
– Шей! – раздался чей-то оклик с дальнего конца стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98