– Благодарю вас, граф Ферсен, – сказала я, когда он встал, чтобы уйти, – за все, что вчера вы сделали для Франции. Вы и доктор Сандерсен спасли мне жизнь.
VI
2 января 1779 года.
C каждым днем я чувствую себя все лучше. Я принимаю корень лопуха, который, как говорят, позволяет женщине быстро забеременеть снова, а у маленькой Марии-Терезы появилась кормилица, так что мое собственное грудное молоко постепенно иссякает. Людовик говорит, что нам в срочном порядке нужен сын, чтобы больше никто не мог сказать, будто мы не можем зачать и родить его. Он также говорит, что принцессы – проклятие трона, если их слишком много, и я знаю, что он прав. Мать рассказывала мне, что когда она родила первого ребенка, мою старшую сестру Анну, то при дворе не оставляли ее в покое до тех пор, пока через три года она не разродилась Иосифом.
20 января 1779 года.
Софи принесла в мешочке несколько головок чеснока и положила его в изголовье моей кровати. Она говорит, что я должна нюхать его каждый день. И если однажды я проснусь и почувствую другой запах, это будет означать, что я снова беременна. Я нюхаю его каждый день, иногда даже по ночам, когда не могу заснуть или если Людовик будит меня громким храпом.
14 февраля 1779 года.
Я дала маленькой Марии-Терезе прозвище Муслин, потому что именно так мать ласково называла мою сестру Джозефу. У нее уже начали отрастать волосики, и они такого же светло-пшеничного цвета, как и у меня. Глаза у нее серые, и когда она смотрит на меня, то взгляд у нее очень проницательный. Пока она еще не умеет улыбаться. Десна у нее не опухли и не болят, так что я не вижу признаков скорого появления молочных зубов.
Я выносила дочку на утренний прием к Людовику, и все толпились вокруг, глядя на нее, а заодно и на меня, потому что придворные ожидают, что вскоре я опять буду беременна.
28 февраля 1779 года.
Людовик зло подшутил надо мной. Он знает, что я нюхаю чеснок в мешочке, который лежит рядом с моей кроватью, надеясь, что придет тот день, когда он запахнет по-другому, и это будет означать только одно – я снова на сносях.
Он вытащил из мешочка чеснок и подменил его асафетидой, которая, как всем известно, пахнет совсем по-другому. Собственно говоря, она не пахнет, а скорее воняет. И когда я понюхала мешочек, то поняла, что что-то не так. Мое обоняние изменилось. Это должно было означать, что я снова беременна.
Я поспешила с радостными известиями к Софи. Я больше не чувствую чеснока, заявила я ей. Мне чудится совершенно другой запах. И он просто ужасен.
Она тоже понюхала и скорчила недовольную гримасу.
– Над вами кто-то подшутил, – предположила она. – Должно быть, это та дерзкая девчонка, дрянная Амели.
Но Амели не приближалась к моей спальне и на пушечный выстрел, я вообще не видела ее уже несколько дней.
А потом в коридоре я увидела Людовика, который веселился от души. И тут-то я поняла, что это он, и никто другой, подменил чеснок. Ведь он продолжает изучать травы и растения, а наверху, на чердаке, у него собрана большая их коллекция.
Я не стала ничего говорить Софи о своих подозрениях, но в тот же вечер, когда Луи пришел ко мне в постель, я принялась упрекать его. Он повесил голову, как провинившийся ребенок, и признался в том, что натворил.
– Это была всего лишь асафетида. Она ведь не причинила вам никакого вреда. Я думал, это будет смешно. – Он сдавленно хрюкнул.
– Жестоко с вашей стороны подшучивать над столь важными вещами.
– А мне нравится подшучивать над ними, – забираясь в постель, заявил он негромким, усталым голосом. – В противном случае я не смог бы жить. Мне и так тяжело притворяться тем, кем я не являюсь на самом деле.
– Кем же это, позволено будет мне спросить?
– Кем? Королем, конечно.
– Но вы самый настоящий король. Святой, помазанный, законный король Франции.
– Мы оба знаем, что это всего лишь слова. Кроме того, как я уже неоднократно объяснял вам, сейчас должен был править мой отец. Или, в крайнем случае, мой старший брат. Никто никогда не думал, что королем стану я.
– Это всего лишь отговорки.
– А вот здесь вы ошибаетесь. Я разработал целую теорию на этот счет. Теорию роковой случайности. Пока что я рассказывал о ней лишь Шамбертену и Гамену.
Я промолчала. Иногда Людовика посещали очень странные мысли. Понемногу я привыкла к его своеобразному мышлению.
– Согласно моей теории, судьба, точнее рок, возносит некоторых мужчин на те высоты, для которых они не были предназначены от рождения. И такие мужчины несут на себе печать проклятия, поскольку не могут выполнить предназначение, случайно взваленное на них. На самом деле, когда такое происходит, имеет место настоящая трагедия. Трагедия, достойная пера великого Расина.
Я вздохнула.
– Что же, может быть, вы и правы. Но прошу вас оставить мой чеснок в покое. Что касается наших судеб, вашей и моей, то мы должны просто изо дня в день делать то, что можем и умеем, делать как можно лучше и поменьше думать о трагедиях. Мерси всегда советует мне стараться видеть во всем приятную сторону.
– Мерси считает вас простушкой.
На это мне было нечего сказать. Граф Мерси, который частенько выказывал мне свое доброе расположение и симпатию, когда другие вели себя грубо и оскорбительно, несомненно, считал меня намного умнее и проницательнее Людовика. И намного мужественнее, если на то пошло.
– Мы с графом находим общий язык, и этого довольно, – ответила я и не стала более развивать эту тему.
Высокопарные умствования Людовика часто представляются мне утомительными и скучными. Он не справляется с обязанностями короля и знает это. Но вместо того чтобы попытаться исправиться, лишь выискивает себе оправдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109