Не у всех хватит силы и умения решиться на такое. У Лэнса не хватило. А ты выдержал.
– Но мы с тобой не можем отрицать, что за все приходится платить, – с горечью заметил он.
– Прости, что обвиняла тебя в двуличии. В Париже ты делал все, чтобы спасти жизни людей, и не прибегал при этом к насилию. Ты даже спас жизнь Наполеону, потому что понимал: есть вещи, которые стоят выше личной ненависти. Мне жаль, что я не смогла сказать этого тебе на улице Арбр или потом, когда ты сообщил мне о Лэнсе. Спасибо, что приехал сюда и дал мне возможность сказать это тебе сейчас.
Он протянул руку и распрямил ее пальцы, сжимавшие ленточку шляпки. Его руки были уверенными и сильными.
– Возможно, среди холода снегов я забыл о лете. Но человеческие руки делают скрипки, а не только ружья. В сердцах людей больше доброты, чем жестокости. Бетти всегда в это верила.
– Сознавать это и есть свобода. Значит, теперь мы оба свободны, Найджел?
Он отпустил ее пальцы.
– Я бы никогда этого не понял, если бы не ты.
– Я? Ты помог установить мир в Европе, и это сделало тебя свободным.
– Нет, Фрэнсис, – улыбнулся он. – Любовь к тебе освободила меня.
Его слова громом обрушились на нее, не давая дышать. Какая мука – любить человека всем сердцем и душой и с такой силой желать его.
– Несмотря на этот английский луг и смешную шляпку, я остаюсь все той же куртизанкой. Ничего не изменилось. Я окончательно и бесповоротно испорчена, ведь правда?
Легкий трепет ноздрей – признак мужской силы и уверенности, стремления одержать победу любой ценой – выдал его, хотя глаза говорили совсем о другом. Найджел рассмеялся.
– Очень хорошо. – Он встал и взял в руки охапку маргариток. – Если ты всего лишь ганика, то могу я купить твои услуги?
Что-то шевельнулось в ее душе, жаркое и грозное.
– Прямо сейчас? Он усмехнулся.
– Время можно определить всего лишь двумя способами: сейчас и потом. Настоящее – это поворотный пункт, единственное, что связывает нас с прошлым и будущим. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты куртизанка. Ложись.
Ей не удавалось унять бешеный стук своего сердца.
– Но если тебе нужны мои услуги, ты должен заплатить. Он сорвал с себя рубашку и набрал еще цветов. Солнце золотило его обнаженную кожу.
– Твои цветы были красными, а мои желтые. Этого достаточно. – Маргаритки, милые и невинные, дождем золотых и серебряных монет посыпались на ее колени. – Дай мне руки.
Она потянула ему обнаженные руки, прикрытые лишь короткими пышными рукавами платья. Он поднял с земли цветы и стал сплетать их вместе. Белые лепестки липли к его коже, желтая пыльца золотила руки.
Найджел взял руки Фрэнсис и связал их сплетенной из маргариток цепью. Дрожа от охватившего ее желания, она легла на траву. Он закинул ей руки за голову и обмотал цветочную цепь вокруг пучка стеблей, как бы приковав ее.
– Рвать их запрещается, – улыбаясь, сказал он. Сердце Фрэнсис учащенно билось. Он поднял ей юбку и провел ладонью по нагретым солнцем стройным ногам. Затем снял с нее туфли, нежно погладив каждую ступню, и медленно спустил чулки. Стебли маргариток кололи ее кожу, когда он, обмотав цветочной цепью ее лодыжки, связал их вместе. Где-то глубоко внутри Фрэнсис ощутила лихорадочное биение пульса. Силы покидали ее.
– Я не могу…
– Тише, любимая. – Он поцеловал ее. – Я заплатил. Теперь я отвечаю за все.
Она беспомощно раскрыла губы ему навстречу, отвечая на поцелуй. Неистовые и настойчивые удары сердца отдавались в ее голове, как дробь барабана в ночи, наполняя все ее существо тревогой. Найджел уверенно и нежно успокаивал ее, ласкал руки и шею, касаясь самых чувствительных мест, обволакивая коконом безмятежности, прогоняя страхи.
– Я люблю тебя, – тихо прошептал он. – Тебе нечего бояться. Нет-нет. Не двигайся. Расслабься.
Распластанная под ним, она должна была либо подчиниться его нежности, либо разорвать цепь из цветов. Найджел поднял упавшую маргаритку и погладил ее лепестками щеку и шею Фрэнсис. За цветком следовали его губы.
– Я люблю тебя, – повторил он. – Ты невинна.
Она закрыла глаза, защищаясь от слез и ярких лучей солнца.
Его губы скользили по ее телу. Тепло медленно разливалось по груди и животу. Он осторожно снимал ее муслиновое платье, которое дразняще скользило по ее коже, цеплялось за соски, гладило талию.
– Я люблю тебя, – повторил он еще раз. – Ты прекрасна. Не переставая целовать ее, он расшнуровал узкий английский корсет. Легкие поцелуи ложились на округлости ее грудей, плечи, лоб. Найджел отбросил в сторону ее белье. Она осталась лежать, беспомощная и открытая его взорам, под безбрежным голубым небом.
– Я люблю тебя. – В его голосе бурлила радость. – Теперь на тебе нет одежды.
Она попыталась пошевелить руками, но цепи из маргариток держали ее. Он ласково провел рукой по ее животу, позволив пальцам задержаться на завитках мягких волос.
– Натяжение струн рождает музыку, Фрэнсис. – Он уже говорил это раньше, в Лондоне. – Ты только инструмент в моих руках. Лежи спокойно, а я буду играть. Может, получится новая мелодия.
Его умные музыкальные пальцы пробежали по животу Фрэнсис, и ноты этой гаммы рассыпались по ее телу, вызывая к жизни гармонию чувств и наслаждения. Лепестки маргариток щекотали ее запястья и лодыжки. Фрэнсис напряглась, натягивая цветочные цепи. Губы Найджела скользили по ее телу. Фрэнсис слышала шелест его одежды и звук рвущейся ткани – он раздевался, помогая себе одной рукой. Затем она ощутила тепло его кожи. Гладкая. Дразнящая. Знакомая. Подобно струне арфы, девушка вибрировала под его поцелуями. Напряжение все росло, затопляя ее горячей волной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121