— Криспин оглянулся на дверь, в которой как по волшебству появился камердинер. — Терстон! Ты не помнишь, в каком состоянии мы оставили язык лорда Грипа?
— Насколько я помню, в прекрасном состоянии, сэр. Он остался лежать в хрустальном графине на столике возле кровати его светлости.
Криспин кивнул и перевел ледяной взгляд своих стальных глаз на Джека.
— Я полагаю, что наша беседа окончена. Желаю вам всего хорошего, мистер Джек. И надеюсь, для вашего же блага, что это была наша первая и последняя встреча.
Джек не ответил, но мертвенная бледность его лица и неуверенная походка дрожащих ног говорили о его внутреннем состоянии куда больше, чем слова. Нетвердой рукой он взял у Терстона свою трость и направился к двери, но вдруг развернулся, бросился к столу и попытался схватить кредитный чек. Такая прыть свидетельствовала о том, что его разум не окончательно помутился от страха.
— Его вы не получите. — Криспин опередил Джека и спрятал бумагу. — Для меня это единственная зацепка. Как иначе мне найти вас, чтобы покарать, если понадобится?
Криспин подождал, пока не только дверь его библиотеки но и входная дверь дома захлопнется за Джеком, и только тогда позволил себе снова усмехнуться. Лорд Грип разделил веселье хозяина и закачался у него на плече, повторяя без устали: «Раздеться! Слизняк! Раздеться! Раздеться!» Криспин ласково погладил птицу и решил наградить Терстона за остроумное замечание о языке в графине, которое пришлось как нельзя более кстати. Возможно, стоит подарить ему кредитный чек, оставленный шантажистом.
Он еще раз внимательно просмотрел бумагу и задумался. Только дурак мог попытаться подкупить графа Сандала сотней фунтов, да и угрозы Джека были так же напыщенны и неубедительны, как и его деловое предложение. Криспин мысленно пожелал предприимчивому Джеку и его кроликам удачи в попытке досадить тетушкам. Однако визит Джека подтверждал то, что уже и сам Криспин понял после посещения Благородного собрания, — жизнь и смерть Ричарда Тоттла не так просты, как кажутся на первый взгляд.
Криспин на мгновение прикрыл глаза и восстановил в памяти то, что видел недавно, — раскрытую книгу Тоттла. Он развил в себе способность создавать и хранить в памяти отчетливые портреты людей, с которыми сталкивался, работая под именем Феникса. То же касалось и документов. Теперь ему без труда удалось увидеть перед собой страницы бухгалтерской книги, как будто она лежала перед ним на столе. Он мысленно листал ее до тех пор, пока не нашел то, что искал. Вот они — семь имен тех, кто выплачивал ему либо по сотне фунтов ежемесячно, либо двенадцать сотен единовременно. Возможно, кто-нибудь из них окажется более разговорчивым, чем Киппер. Криспин уже решил направить им приглашения для частной беседы с просьбой откликнуться как можно скорее, как вдруг его мысленный взгляд скользнул в конец страницы и остановился на имени, завершающем список.
Софи Чампьон.
Она тоже упоминалась здесь, и ей принадлежал последний взнос. Тягостное чувство возникло в груди у Криспина, поскольку приходилось признать, что с какой бы стороны он ни брался за расследование этого таинственного убийства, оно в итоге приводило его к Софи Чампьон.
Ее имя постепенно обрело живые черты и превратилось в яркий образ, который бесследно вытеснил из его сознания бухгалтерскую книгу Тоттла. Против воли Криспин увидел ее такой, какой оставил у Лоуренса, и ощутил жгучий укол ревности. Черт бы побрал ее саму и то, как она на него действует! Он почти ничего о ней не знает, за исключением той малости, которую сообщил Элвуд, да и это говорит не в ее пользу: опасная и коварная сирена, способная довести мужчину до сумасшествия, а то и до погибели. Возможно, такая участь постигла и ее крестного.
Никогда прежде Криспину не стоило такого труда сосредоточиться на чем-либо, тем более что сейчас речь шла о такой «малости», как необходимость спасти свою шею от виселицы в течение семи дней. Вообще же Софи Чампьон не принадлежала к тому типу женщин, к которым Криспин благоволил. Она была чересчур смышлена, чересчур независима и слишком навязчива. К тому же она не отличалась утонченностью и хрупкостью, ее волосы не напоминали цветом только что сбитое масло, а груди не были похожи на испанские апельсины. Она вынуждала его испытывать чувства, от которых Криспин отказался давным-давно, — ярость, раздражение и разочарование. И еще радость. И конечно, плотское влечение.
В его реакции на нее было что-то неправильное, и Криспин с удовлетворением обнаружил способ оградить себя от ее воздействия и одновременно выяснить истинную суть ее отношений с лордом Гросгрейном. С самого утра на следующий день он нанесет визит вдове лорда, прекрасной Констанции, недалекой и покладистой сильфиде со светлыми волосами и апельсино-подобными грудями, которая не только ответит на все его вопросы, но и утвердит в прежних предпочтениях особой женской красоты. Кто знает, не сделает ли он ей предложение после этой встречи? Затем, ободренный очарованием Констанции и полученной от нее информацией, он направится в Пикеринг-Холл и призовет Софи Чампьон к ответу.
А сейчас надо было избавиться от мучительной жажды. Не успел Криспин протянуть руку к звонку, чтобы вызвать Терстона, как тот бесшумно материализовался с подносом, на котором, помимо графина с бургундским и бокала, лежал небольшой конверт.
— Прекрасно придумано про язык, — похвалил его Криспин, наливая себе вина. — Мне бы никогда не пришло такое в голову.
— Благодарю вас, сэр, — ответил Терстон с достоинством и протянул ему конверт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103