— Мой друг и благодетель Гаврила Романович Державин сочинил стихи на смерть Павла. Вчера я был у него и списал. Хочешь, прочту?
Булдаков кивнул головой.
— «Умолк рев норда сипловатый, — с чувством читал Николай Петрович, — закрылся грозный страшный зрак…»
— А не боится он, твой благодетель, такие стихи на волю пускать? Против самодержавия написаны. В тайную экспедицию могут призвать, — выслушав до конца, отозвался Булдаков.
— Нисколько не боится. Он говорит, что не будет тайной экспедиции, отменит ее новый император.
Булдаков промолчал.
Николай Петрович собрался уходить, когда лакей доложил о приходе архангелогородского купца.
— Ксенофонт Алексеевич Анфилатов, первостатейный.
— Зови, зови, послушаем, что скажет нам Анфилатов.
В кабинете появился человек среднего роста, в черном сюртуке с кружевным белым воротником. Благородное лицо, выпуклые серые глаза. Волосы зачесаны на лоб и коротко подстрижены. Купец с первого взгляда понравился своякам. Его пригласили сесть, подали чаю с коньяком.
— Мы вас слушаем, Ксенофонт Алексеевич, — сказал Булдаков. — Я главный директор Российско-Американской компании, а это мой свояк, Николай Петрович Резанов.
— Скажу коротко. Я слышал о вашем желании возить товары на Аляску морем. У меня есть ластовые судаnote 23. Я готов предоставить их на правах арматора и о том учинить с вами договор.
— Где строились ваши суда?
— В Архангельске, там у меня своя торговая контора.
— Надежны ли суда? Мы знаем, что построенные в Архангельске суда не могли дойти даже до Англии.
Анфилатов рассмеялся:
— Это казенные суда. Они строились без всякого резона. Дерево сырое, все тяп да ляп, лишь бы дешево построить да деньги себе в карман положить. Мои по-другому делались. Каждую дощечку мастер в руках держал, до последнего гвоздя все осмотрено. А уж в Архангельске есть мастера отличные.
— Если корабли хорошие, — сказал Резанов, — компания их купит по сходной цене.
— Нет, так не пойдет, господа хорошие. Хочу сам их содержать и на них деньги зарабатывать. Хочу, как агличане делают, так и я, — упрямо сказал Анфилатов.
Булдаков хмыкнул и посмотрел на Резанова, Николай Петрович пожал плечами:
— Первый раз слышу. Таких предложений от российских купцов еще не было.
— Проверьте мои слова. В Архангельске вам скажут, что построены суда крепко, на самый хороший манер.
— Мы не о судах сомневаемся, — сказал Булдаков, — а самое дело не в обычай. Ну, а сколько ты, брат, за пуд груза возьмешь, ежели в колонии везти? Дорого небось? Для компании выгоднее на своих судах возить.
— Ежели у вас есть суда подходящие, почему не возить, — сразу откликнулся Анфилатов. — Да ведь не на каждом судне повезешь, сами знаете.
— Что ж, мы подумаем, Ксенофонт Алексеевич. Заманчиво, но с бухты-барахты соваться тоже не резон.
Анфилатов поднялся:
— Думайте, господа купцы. Однако обидно, когда русскому капиталу доверия нет. Свое, русское, все хуже, а аглицкое — все хорошо.
Купцы попрощались сердечно.
— Нравится мне этот Анфилатов, — сказал Резанов, надевая в передней шубу. — Арматором хочет быть, на фрахте капитал зарабатывать… Упрямый, видать. Подумаем, как быть, Михаил Матвеевич, глядишь, и русский арматор пригодится.
* * *
Новый император в первые дни своего царствования круто повернул руль.
15 марта — восстановлены дворянские выборы по губерниям. Прощено в одном указе 150 человек. Разрешено вернуться в Петербург Радищеву. Всего помиловано и возвращено на службу 12 тысяч человек. Амнистированы укрывавшиеся за границей. Вернулась из ссылки княгиня Дашкова и была назначена статс-дамой двора Александра.
29 марта — объявлен свободный въезд-выезд из России.
31 марта — восстановлена екатерининская жалованная грамота дворянству и городам. Уничтожена тайная экспедиция.
8 апреля — уничтожены позорные столбы, на которых прибивались имена опальных.
9 апреля — уничтожены букли у солдат… Однако косы, хотя и укороченные, остались.
27 апреля — уничтожены пытки, «пристрастные допросы», запрещено употреблять в делах само слово «пытка».
Широкие и длинные, прусского образца, мундиры были перешиты в узкие и чрез меру короткие. Низкие отложные воротнички сделались стоячими и очень высокими, головы казались точно в ящике, и трудно было их поворачивать. Однако все восхищались новым обмундированием.
Печальной памяти вахт-парад происходил по-прежнему ежедневно. Но отныне он не сопровождался жестокостями, вошедшими в обычай при Павле.
Граф Аракчеев снова появился при дворе. Молодой император обласкал опального сановника и приблизил к себе.
Глава пятнадцатая. ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАМЕРГЕР НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ РЕЗАНОВ
После смерти Павла Петровича прошло два года. Пожалуй, это были лучшие годы царствования императора Александра. На второй день восшествия на престол он послал письма своим друзьям, находившимся в опале, призывая их немедленно вернуться в Петербург.
По зову императора приехали князь Адам Чарторыйский, пребывавший послом у сардинского короля, крупнейший землевладелец, Виктор Кочубей и Николай Новосильцев. Молодой граф Павел Строганов находился в Петербурге.
Собравшись возле императора, эти четверо молодых людей образовали его негласный совет — «комитет общественного спасения», как говаривал в шутку император. Комитет, не носивший официального характера, обычно собирался после обеда. Члены комитета пользовались правом обедать за царским столом. После кофе, поговорив с прочими приглашенными, император удалялся, и четверо избранных проходили через особый ход в небольшую туалетную комнату, смежную с внутренними покоями, туда приходил государь, и там при его участии происходили оживленные споры по многим вопросам государственного преобразования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131