Сия линия поболее шестисот верст. И еще одна линия, самая западная. Начало ее при верховьях Донца, и шла она сперва прямо на запад к Пслу, потом поворачивала на юг к Ворскле, и по этой реке доходила до Днепра, и по Днепру оканчивалась за устьем Псла, и шла в долготу не менее четырехсот верст.
— В какое время лучше жечи поле? — заинтересовался царь.
— В осеннях, в октябре, или ноябре по заморозами, как гораздо на поле трава просохнет. Не дожидаясь снегов. Огонь припускать в сухую пору, и чтобы ветер был от наших украинских городов на степную сторону. Я приказал, чтобы близко от засек и крепостей огня не припускать.
— Добро, добро. Повели дьяку разрядного приказа составить роспись, с каких городов способнее посылать людей с огнем. Тако и делать будем.
Воротынский поклонился.
— А еще, великий государь, — сказал он, поглаживая густую белую бороду, — потребно сторожи ставить с апреля первого числа и до тех пор, пока не выпадут большие снега.
— Роспись надо сторожам сделать.
— В прошлом году по твоему указу всем украинским городам и сторожам чертежи поделаны, и списки с означением крепостей, и сколько в них войска и какого.
— Добро, добро, — согласился царь. Он был доволен. — А кто с тобой чертежи и описи делал?
— По твоему указу, великий государь, мне в помощь приданы: по степной украине — князь Михаил Тюфякин, голова по дозору, да дьяк Ржевский, а с ногайских степей — воевода Юрий Булгаков и Борис Хохлов.
— Добро, добро, — повторил царь.
— При царствии твоего отца Василия Ивановича и при твоем царствовании, великий государь, сдвинулась к полудню московская украина, много городов на месте тех сторожей построено. И Тула, и Орел, и Курск, и Болохов, и другие города… А вокруг тех украинских городов посады. И там русские люди живут.
— Хорошо придумал, князь!
— Не мной придумано, великий государь, сторожи еще при великом князе Дмитрии Донском в степь высылались. А твой дед Иван Васильевич и росписи оставил, и чертежи.
Великого государя обрадовал доклад воеводы Воротынского. Он почувствовал, что старик крепко предан Русской земле. Разговор приближался к концу. Царь Иван встал с лавки, молча прошелся несколько раз по комнате и уселся на свое золоченое кресло. Борис Годунов последовал за царем и стал сбоку у спинки кресла.
— Подойди сюда, — сказал Иван Васильевич Воротынскому.
Воевода приблизился.
— Скажи, мой верный слуга, без утайки скажи, — произнес тихо царь, — коли Девлет-Гирей опять к нам пожалует, сумеешь ли ты его не пустить за Оку?
Воротынский посмотрел на Годунова.
— Прикажи, государь, Бориске Годунову оставить нас, — поклонился он царю. — Скажу тайное.
Бояре в приемной видели, как Борис Годунов вышел из царской комнаты в приемную и, усевшись на лавку близ дверей, стал перешептываться с князем Иваном Федоровичем Мстиславским и боярином Никитой Романовичем Юрьевым.
Михаил Иванович вышел от царя через два часа. Бояре заметили, что лицо у воеводы было светлое, радостное. Он передал из рук в руки указ о береговой службеnote 92, подписанный царем, дьяку разрядной избы.
От князя Воротынского бояре узнали о новом царском приказе. Царь назначил его воеводой большого полка, и завтра ехать ему в Серпухов, и подчинил ему царь опричные полки, смешав их с земскими. Эту новость земские бояре приняли с удовлетворением. Кроме опричных войск, под командование Воротынского поступила немецкая наемная дружина Георгия Фаренсбаха…
На следующий день царь Иван, прихватив с собой лекаря Бомелия, снова укатил в Слободу. Почти весь апрель месяц он был занят выборами невесты. Бомелий несколько раз рассчитывал гороскопы. Царь выбрал девицу Анну Колтовскую не из знатного рода. Ее отец, коломенский сын боярский Алексей Горяинов-Колтовский, давно умер в плену.
Началась весна, снег почти везде сошел. Зазеленела трава. На деревьях набухли почки. В полдень солнышко изрядно припекало землю.
Двадцать-седьмого апреля царь выехал в Москву. Дорога еще не просохла. Шестерка упитанных лошадей в иных местах едва тащила тяжелую колымагу с кожаным, золоченым кузовом. Ездовые на царской шестерке взмокли от усердия. Подбадривая лошадей, они кричали охрипшими голосами и размахивали кнутами.
Со всех сторон золоченую колымагу с намалеванными по бокам черными двуглавыми орлами окружали телохранители. Их вороные кони с высоко подвязанными хвостами разбрызгивали по дороге жидкую грязь.
Иван Васильевич, сидевший в мягких подушках, откинув занавеску из зеленого шелка, посматривал на стоявших по обочинам людишек с обнаженными головами. Они кланялись и кричали здравие царю.
Телохранители сгоняли с дороги и конных и пеших, заставляли снимать колпаки, шапки и кланяться.
Уж как звали молодца,
Позывали молодца
На игрище поглядеть,
На Ярилу посмотреть… —
раздавалось из кареты.
Слыша царское бормотание, телохранители весело переглядывались. «Царь доволен… Царь не гневается…»
29 апреля святые старцы собрались на собор в Успенской церкви. Одетый в смирные одеждыnote 93, с постным лицом, выступил перед ними царь Иван.
— Злые люди, — сказал он, — чародейством извели первую супругу мою, Анастасию. Вторая, княжна Черкасская, также была отравлена и в муках, в терзаниях отошла ко господу. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, еще не достигших совершенного возраста. — Царь Иван приостановился, посмотрел на окружавших его архиепископов и епископов, архимандритов и игуменов.
— Так, так, — одобряюще произнес новгородский архиепископ Леонид, высокий благообразный мужчина с курчавой, словно овечья шерсть, бородой, — мы слушаем тебя, великий государь…
— Юность их претила мне оставить мир, — вздохнув, продолжал царь, — а жить в мире без жены соблазнительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144