Ежели захотите признать меня своим государем, то можете через великих послов условиться со мною о мире… Не стою за Полоцк, соглашусь кое-что добавить к нему, буде уступите мне всю Ливонию по Двину. Тогда обещаемся клятвой, я и дети мои, не воевать Литвы, доколе царствует дом наш в России православной. Перемирия не нарушу до срока, даю опасную грамоту для послов и буду ожидать их. Время дорого.
Опять воцарилось молчание. Бояре подумали, что царь Иван закончил свою речь.
— И титул наш будет, — вдруг снова заговорил он, подняв руку. — Божею милостью государь царь и великий князь всея России, Киевский, Владимирский, Московский, король Польский и великий князь Литовский… Имена всех других областей распишем по их знатности. Требую уважение к вере греческой. Да венчает меня на царство не латинский архиепископ, а митрополит Российский…
Думные бояре одобрительно зашумели, закивали головами. Речь царя им понравилась.
Литовские и королевские вельможи молчали.
Прием был окончен. Пятясь задом к дверям, посол Федор Воропай, литовские и королевские вельможи вышли из приемной палаты.
Однако царь не думал прекращать войну с Ливонией. Наоборот, он усиленно готовился к новому походу. Большая часть награбленной в Великом Новгороде казны пошла на пушки и всякое вооружение. Царь с нетерпением ждал часа, когда все будет готово. Возглавить поход он собирался сам.
Время шло быстро. Прошел сентябрь месяц, наступил октябрь. С деревьев облетели последние листья, только на дубах осталась жухлая желтизна. Шли дожди. Грязь на улицах Москвы засасывала колеса повозок. Пешему трудно было пройти. Ночи стали холодные, в домах топились печи.
В Москве царя Ивана давно дожидался посол крымского хана Девлет-Гирея — Талан-Мурза. Посла держали обычным порядком, в еде и питье не обижали, однако почестей никаких не оказывали.
Царь Иван принял посла неуважительно, словно захудалого и незваного гостя. Он решил за малейшее упущение в царском титулеnote 101 прекратить прием и выпроводить посла из Москвы. Бояре, сановники, дьяки присутствовали на приеме в своих обычных одеждах. Только царские телохранители, как всегда, стояли у престола в нарядных белых кафтанах с серебряным оружием.
Ханский посол старался держаться важно, напыщенно, старался не уронить своего достоинства, но это ему удавалось плохо. Царское почетное звание он произнес полностью, без всяких сокращений.
— А помнишь, ты в прошлом годе мне сказывал, от хана кланяясь, тако: кто победил, тот и прав, тот и дань берет. Что же теперь скажешь? — не скрывая своего торжества, спросил царь Иван.
— Великий государь! — Ханский посол выставил вперед ногу и поднял голову. — Повелитель царей, великий из великих, повелел передать тебе, своему брату, что воеводы твои хвалятся мнимой победой. А ходил хан к Москве только лишь для заключения мира. Его храбрые воины притомили коней и слезами убедили хана возвратиться в свои земли. Вот почему хан Девлет-Гирей ушел из-под Москвы. А небольшие, маловажные битвы, случившиеся между нашими войнами, доказали превосходство крымцев, а не русских…
Посол замолчал, ожидая, пока толмач переведет. От напряжения на лице его выступили крупные капли.
— И сказал еще хан Девлет-Гирей слова дивные и мудрые, — продолжал он. — «Долго ли нам враждовать за Астрахань и Казань? Отдай их, и мы друзья навеки. Тем спасешь меня от греха. Ибо, по нашим книгам, не могу оставить царств мусульманских в руках у неверных…»
Во время всей этой речи царь Иван сидел хмурый. Сановники решили, что послу несдобровать. Его наглые слова рассердили всех. Однако царь сдержал себя.
— Требования твоего господина, крымского хана Девлет-Гирея, безрассудны. Мы, государи великие, бездельных речей говорить и слушать не хотим, — ответил он послу, не называя хана своим братом. — Нынче видим мы против себя одну саблю — Крым. А ежели отдадим хану завоеванное нами, то Казань будет вторая сабля, Астрахань — третья, ногаи — четвертая… Я пока еще в своем уме. Ежели мои воеводы мнимою победою хвастались, то откуда эти знамена? — Царь указал рукой на знамена, лежавшие у него под ногами. — И шеломы чьи? И лук, и меч? Видать, с поспешанием согласился хан на слезную просьбу ногайцев… Вот прими для господина своего подарок. — Усмехнувшись, царь Иван отшвырнул ногой один из ханских шлемов. Позванивая застежками, шлем скатился по ступеням помоста к ногам посла.
Талан-мурза быстро подхватил его и, облобызав, передал стоявшему позади крымскому вельможе.
— А других поминок посылать не буду. Хан писал мне, что казна ему не надобна, что богатство для него с прахом равно…
* * *
Два месяца царь Иван занимался в темнице вместе с Малютой сыскными делами. Теперь это были особые дела; в застенках сидели опричники. Каждую ночь царь ходил в пытошную и сам участвовал в допросах. Все, что писали челобитчики, оказалось правдой. Особенно запомнилось царю Ивану калужское дело. Один из опричных вельмож оказался гробокопателем, нарушителем церковных порядков. По его приказу недавно погребенных мертвецов выкапывали из земли, пустые гробы зарывали обратно, а мертвое тело кололи рогатиной, секли саблей и, вымазав кровью, подкладывали в дома богатых людей. А потом богачей судили неправедно, по ложным свидетельствам, все подворье и богатство грабили.
В тюрьме у Малюты Скуратова было много опричников, совершивших более страшные и тяжелые преступления, но калужское дело потрясло царя.
Как быть с опричниной? Вопрос этот не давал спокойно спать царю Ивану.
После победы над Девлет-Гиреем он приказал строго расследовать преступления своих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144