Новгородцы вежливо поклонились.
— Из лучших торговых людей, новгородский купец, — представил Аристарх Жареного.
Толстяк не замедлил поклониться в ответ.
— Господину купцу нужен хозяин, — говорил Аристарх.
— Я хозяин этого судна, — ткнув себя в грудь, с достоинством изрек мореход. — Я Ганс Штуб! Чем могу служить господину купцу?
— Скажи ему, Аристарх, — медленно говорил Жареный, — купец-де хочет отвезти свой товар в Любек. Товар у него — чистый воск, а другого товару нет.
— Хозяин спрашивает, — переводил Аристарх, — сколько пудов воску хочет везти уважаемый купец?
— Сто капей у меня воску, а в капи двенадцать пудов новгородских, а ливонских восемь.
— О-о!.. — высокомерно сказал хозяин. — Это для меня небольшое дело. Мое судно берет груза много больше. У меня в трюме было шесть тысяч новгородских пудов соли, — хвастливо продолжал он, — а судно не было загружено.
— А далече он соль возил? — заинтересовался Федор Жареный.
— В Новгород вез, — откликнулся разговорчивый немец, — да новгородцы наших ганзейцев обидели. Только подумать, соль на вес продавать заставляют, вино — полными бочками, а сукно — на обмер. Это несправедливое, нехорошее требование, как никогда раньше.
— Довольно вам на наших хребтах ехать, — рассердился Жареный. — Раньше-то вы на ластnote 49 пятнадцать мешков с солью давали, а теперь двенадцать… Кто кого обидел?
— Перестань ты, ради бога, Федор Тимофеевич! Зачем немца тревожить?
— А ты не переводи, я в сердцах.
— Другие купцы, — помолчав, снова заговорил немец, — у Котлина тайно свой товар русским продали. Пфуй, как нехорошо. Я честный человек, я выгрузил соль в здешнем складе.
— Много ли товаров в сей год до Великого Новгорода не дошло, по пути застряло?
Ганзейский купец поднял глаза, словно призывая небо в свидетели.
— Склады в Ревеле и Риге забиты разными товарами. Две сотни судов, ежели не больше, повернули обратно. Я честный человек, я прямо скажу: для нас, купцов, это убыточно, это плохая торговля, — замотал он головой.
— Спроси, Аристарх, что он за провоз моего воска в Любек возьмет, — перешел к делу Жареный.
Немец помолчал, почесал за ухом, посмотрел за борт на шумевшую под коргом воду.
— Я честный человек, — начал он, — я буду доволен, если мне заплатят четвертую часть от цены за весь воск. Возить русский воск в такое время — опасная коммерция. Я честный человек, пусть мне поверит господин купец…
Ганзеец думал, что русский станет торговаться, и приготовился тут же сделать скидку, но, к его удивлению, Жареный согласился:
— Ну и гусь! С живого норовит шкуру снять. Пусть так, плачу. Переводи, Аристарх. А коли за провоз берет дорого, пусть хорошее жилье мне и моим людям даст. Пусть напрасно не стоит, а, погрузивши воск, в море немедля уходит.
Услышав, что новгородец согласен, хозяин оживился.
— Да, да, я честный человек, — затараторил он, — я дам хорошее жилье русским, пусть господин купец не беспокоится, а идти в море одному опасно — море кишит разбойниками. Лучше подождать другие попутные суда.
— Скажи хозяину, мои люди все хорошо вооружены и отобьют любых разбойников. Пусть он не боится.
— О-о-о, э-э-э!.. — на все лады долго повторял ганзейский купец, размышляя, как ему быть.
Наконец он решился: высокая плата за провоз перетянула.
— Хорошо, — сказал он. — Я честный человек. Я согласен выйти один в море: я знаю, новгородцы — смелые люди.
— Хорошо, очень хорошо! — повторял Федор Жареный, возвращаясь к своим судам и потирая от радости руки. — Теперь горбатому нас не достать. Погрузим воск — и в море.
Новгородцы перетаскали воск на ганзейское судно и прилегли отдохнуть. Жареному немец уступил часть своей каюты.
Выйдя на палубу, Ганс Штуб посмотрел на ветер, на воду, вызвал матросов и хотел было поднимать якорь и уходить в море, как вдруг большая рыбацкая лодка подошла к борту. На палубу поднялся человек в черном плаще с крестом, из-под которого торчал конец сабли. Он подошел к Гансу Штубу вплотную и, дохнув на него густым хмелем, негромко сказал:
— Где хозяин?
— Я хозяин, — откликнулся мореход. — Чем могу служить господину?.. — Мельком взглянув на незнакомца, он заметил, что лицо его когда-то было накрест рассечено саблей.
Незнакомец наклонился и что-то прошептал Гансу Штубу.
— О-о! — только и мог сказать немец.
— Пройдемте, дорогой хозяин, в укромный уголок — нас никто не должен слышать.
Хозяин повел незнакомца на нос, и там, усевшись на бухту толстого якорного каната, они начали тихо разговаривать.
— Нет, это невозможно! — привскочил Ганс Штуб, выслушав незнакомца. — Я не могу это сделать: я честный человек.
— Ганс Штуб, — повысил голос незнакомец, — вашего согласия никто не спрашивает! Мы приказываем вам! Покажите, где мы можем расположиться.
— Я не обязан выполнять приказы вашего магистра — я горожанин вольного города Любека. Я честный человек. Я буду…
— Мы не привыкли повторять приказания! — надменно оборвал купца незнакомец. — Если вы не хотите добром, то… — Он положил руку на рукоять сабли.
— Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, — вскипел Ганс Штуб, — я подниму крик, и русские превратят вас в трупы! Это было неожиданно. Незнакомец размышлял.
— Ганс Штуб, — пристально смотря на морехода, начал он, — в случае успеха весь русский воск вы можете взять себе. А сейчас вы, кажется, собрались уходить в море. И мы не намерены вам мешать.
— О-о!.. — раскрыл рот от неожиданности купец. — Воск я могу взять себе?!. О-о!.. Это меняет дело. Я не могу не выполнить приказа великого магистра — я честный человек… — Поманив за собой незнакомцев, он открыл дверь в небольшую конуру рядом со своей каютой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76