– Кто там? – спросил юноша.
– Откройте, Каспар, – послышался за дверью голос Кванта.
Каспар вскочил, отпер дверь.
Квант, вполне одетый, вырос на пороге. Лицо его в предрассветном сумраке выглядело блекло-зеленым.
– Президент скончался, – проговорил он.
Каспар сидел на краю кровати, и все плыло перед его глазами.
– Я собираюсь туда, если хотите идти со мной, поторапливайтесь, – продолжал Квант.
Каспар быстро оделся, его шатало, как пьяного.
Через десять минут он уже шагал рядом с Квантом по направлению к Хейлигенкрейцгассе. В саду перед фейербаховским домом толпились люди – заспанные и перепуганные. Мальчонка из булочной сидел на ступеньках и рыдал, прикрывая лицо белым фартуком.
– Как вы полагаете, можно ли нам подняться наверх? – спросил Квант писца Дильмана; с лицом черным как туча, низко надвинув шляпу, тот расхаживал взад и вперед по дорожке.
– Тело еще не доставлено в город, – отвечал вместо него артиллерийский полковник, на усах которого повисли маленькие дождевые капли.
– Я знаю, – сказал Квант и не без робости последовал за Каспаром, уже вошедшим в дом. Внизу все двери стояли настежь. В кухне две служанки сидели у плиты. Казалось, они в страхе к чему-то прислушиваются. До Каспара и Кванта донесся чей-то душераздирающий голос, слышавшийся все ближе и ближе. И тут же какая-то женщина с заломленными в отчаянии руками пробежала мимо них, непрерывно крича как безумная.
– Несчастная, – в расстройстве пробормотал Квант.
Это была Генриетта. Она продолжала кричать, покуда не подоспели ее приятельницы, среди них фрау фон Штиханер. Дамы хлопотали вокруг Генриетты, которая кулаками отталкивала их.
– Я знала, знала, – выкрикивала она, – они его отравили! – Глаза ее налились кровью, взгляд сделался багровым. Она ринулась в соседнюю комнату – широкий капот ее развевался, точно крылья, – все громче крича: – Они его отравили! отравили! отравили!
Взор Каспара невольно остановился на портрете Наполеона, насупротив которого он стоял. Ему казалось, что нарисованный император очень устал от своего вечно величавого поворота шеи.
– Пойдемте, Каспар, – сказал Квант, – здесь слишком много горя.
В сенях президент управления Миг беседовал с Хикелем. Лейтенант полиции докладывал о подробностях катастрофы. В Оксенфурте-на-Майне его превосходительство пожаловался на плохое самочувствие и лег в постель; ночью у него сделался жар, срочно призванный врач отворил ему кровь и сказал, что болезнь не внушает опасений. На следующее утро президент внезапно скончался.
– Какими же причинами объяснил врач наступление смерти? – спросил господин фон Миг, одновременно склоняясь в поклоне, так как к нему подошли фрау фон Имхоф и фрау фон Каннавурф. Фрау фон Имхоф плакала.
– Причиной предположительно была сердечная слабость, – пожимая плечами, ответил Хикель.
Несмотря на ранний час весь город был на ногах. Над Апелляционным судом развевались два черных флага.
Каспар весь день не покидал своей комнаты. Никто к нему не заходил. Он лежал на диване, закинув руки за голову и уставившись в пустоту. Под вечер он почувствовал голод и спустился вниз. Кванта дома не было. Учительша сказала:
– В четыре часа привезли тело президента. Вам следовало бы сходить туда, Хаузер, и в последний раз взглянуть на него.
Каспар, едва не подавившись куском хлеба, кивнул.
– Теперь вы видите, как я была права насчет этих плакальщиц, – продолжала болтать учительша. – Но мужчины ведь всегда уверены, что все сложится именно так, как они рассчитывают.
В сенях фейербаховского дома толпился народ. Каспар забился в угол и некоторое время оставался незамеченным. Он дрожал всем телом. От странного запаха, заполнившего весь дом, его сознание мутилось. Вдруг он почувствовал, что кто-то берет его за руку, поднял глаза и увидел фрау фон Имхоф. Она подала ему знак следовать за нею. Они вошли в большую комнату, где посредине был установлен катафалк. Трое сыновей сидели у изголовья покойного, Генриетта недвижимо распростерлась над его телом. У окна стоял надворный советник Гофман с директором архива Вурмом. Больше никого в комнате не было.
Лицо покойного поражало своей лимонной желтизной. В уголках тонкого поджатого рта мускулы образовали желваки. Пепельно-седые волосы походили на коротко подстриженный мех. Ни следа величия в этих чертах, только страдание, страдание до скрежета зубовного и леденящий нечеловеческий страх.
Каспар никогда еще не видал покойников. На его лице отразились мука и любопытство, глаза закатились, всеми десятью пальцами он судорожно вцепился в подбородок. Сердце его исходило слезами.
Генриетта Фейербах подняла голову, склоненную на тело отца. Когда она увидела юношу, черты лица ее исказились до неузнаваемости.
– Он погиб из-за тебя! – крикнула она голосом, от которого мороз пробегал по коже.
Губы Каспара приоткрылись. Весь подавшись вперед, он уставился на обезумевшую женщину и дважды ударил себя кулаком в грудь, казалось, он вот-вот рассмеется, но из его глотки вырвался лишь какой-то глухой звук, и он без чувств грохнулся оземь.
Все оцепенели. Сыновья президента поднялись со своих мест и горестно смотрели на недвижно лежащего юношу. Директор Вурм, очнувшись, ринулся к двери, вероятно, чтобы позвать врача. Благоразумный Гофман удержал его, заметив, что не следует привлекать всеобщее внимание. Фрау фон Имхоф опустилась на колени возле Каспара и увлажнила его виски ароматной водой. Он стал постепенно приходить в себя, но подняться и сделать несколько шагов смог только минут через пятнадцать. Фрау фон Имхоф вывела его из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140