— Вы за это ответите.
— Я знаю, что могу подвергнуться ответственности, если не докажу, что в деле необходима была тайна даже от брата высшей степени.
— Я приказываю тебе говорить! — произнес повелительно доктор и сделал в воздухе рукою мистический масонский знак.
Тротото понял значение его и воскликнул, склоняясь:
— Вы — великий мастер! Простите, я не подозревал этого, раз вам неугодно было открыть раньше свое звание знаком.
— Но теперь я открыл и требую повиновения. Что вы намерены предпринять относительно Проворова?
— Достать у него документы.
— Но каким образом?
— Дело в том, мастер, что места здесь дикие и возможны всякие неожиданные происшествия. Тут кругом работают турки-контрабандисты, они же и бандиты. Если поручить им это дело…
— Но вы помните, что вы отвечаете. Но все же я узнаю о Проворове!
— О, будьте покойны, он останется жив, цел и невредим! Его только схватят бандиты, когда он отправится со мною, — я его уговорю, — на прогулку за город, и затем он будет посажен, связанный очень крепко, в уединенное место, и ему не дадут ни есть, ни пить до тех пор, пока он не скажет, где у него спрятаны документы. Вот и все!
— Опять глупость! — вырвалось у доктора, который, казалось, разгневался на этот раз.
— Но почему же глупость? Это средство давно испытано, и не было примера, чтобы оно не подействовало. Когда человек хочет кушать и в особенности пить, тогда он сделает все, что угодно, лишь бы ему дали кусок хлеба и глоток воды.
— Это глупо! — повторил доктор Герман, — потому что опять основано на расчете чисто телесного, физического свойства. Когда вы поймете, что физическая пытка действительна только против людей с таким складом, как у вас, то есть грубо животным.
— Но, моя радость, мастер, вы ошибаетесь! Я очень деликатного склада.
— И все-таки вся ваша деликатность сводится к чисто животной чувственности. Ваш план нелеп, потому что, во-первых, Проворов не сдастся так легко живым вашим контрабандистам, а во-вторых, нет вероятия, что вы добьетесь от него чего-нибудь физической пыткой, если не добились ничего при помощи пытки нравственной, которую вы ему устроили соблазнительным танцем.
Тротото задумался и после продолжительного молчания развел руками.
— Но в таком случае что же делать? Я уж совершенно не знаю.
Доктор Герман, ходивший в это время по комнате, наконец повернулся к своему собеседнику.
— Надо, — сказал он, — изучить и узнать человека и обстоятельства, относительно которых приходится действовать. Знаете вы Проворова? Изучили вы его характер, привычки?
— Нет, я только бегло знаком с ним и изучать не имел времени.
— Ну, так дайте мне присмотреться к нему, а тогда я вам скажу, что делать.
V
На другой день Проворов получил записку на сильно надушенной бумаге, довольно странного содержания:
«Амур мечет свои стрелы, и сердце бьется, истекая алой кровью. Ежели помыслы Ваши так же чисты, как Ваши поступки, — сие Вам даст право на душевное вознаграждение. Приходите».
Дальше следовал адрес гостиницы и был указан час, когда нужно было постучать у определенного номера.
Гостиница находилась среди города, в людной его части, значит, опасности никакой не предвиделось: Проворову все равно было нечего делать, и он решил пойти.
В определенный час он явился в гостиницу, пропитанную запахом жареного лука и бараньего сала, и, поднявшись в коридор верхнего этажа, постучал в дверь с указанным номером.
«Будь что будет, — подумал он, — во всяком случае это занятно».
Подобные записочки и назначения свиданий были очень обычны в то время, и потому Проворова ничуть не удивило полученное им приглашение.
Но когда он, после того как на его стук ответили: «Войдите», — отворил дверь и очутился в низенькой комнатке гостиничного номера, его удивлению не было пределов. Ему стало сразу и смешно, и обидно.
Пред ним восседала на софе в пышном роброне и высокой пудреной прическе фрейлина Малоземова.
— Да, Серж, это — я, — приветствовала она, обмахиваясь веером, улыбаясь, закатывая глаза и кокетливо выставляя ножку на положенную перед нею подушку. — Вы не ожидали видеть меня?
Проворову невольно пришло в голову сравнение этой расфранченной старой девы с той восточной красавицей, которая танцевала перед ним прошлой ночью.
— Нет, решительно не ожидал! — произнес он, не сознавая, то ли он говорит, что нужно.
— А между тем вот я, перед вами.
На взгляд Проворова, она постарела еще больше, чем была.
— Н-да, — неопределенно промычал он.
Все, что угодно, но уж Малоземову он никак не думал встретить в Бендерах!
— Для милого дружка семь верст — не околица, — сказала она. — Конечно, я могла бы рассказать вам, что я тут совершенно случайно, что я ехала мимо и вот по дороге заехала… или заблудилась, или вообще что-нибудь в этом роде… Но я, Серж, не умею лгать. А вам… разве я могу лгать? Я говорю вам правду, то есть скажу вам правду, потому что, Серж, я так невинна, что не умею лгать. Я приехала сюда, чтобы видеть вас. Да, чтобы нам встретиться, я сделала этот путь в действующую армию.
Сергею Александровичу стало неловко, и он не знал, что ему надо было сделать или произнести на эту речь.
— Покорно вас благодарю, — сказал он, краснея от того, что сейчас же почувствовал, как это вышло глупо.
— Ах, нет, не благодарите! Не надо слов! — заявила Аглая Ельпидифоровна. — Будет лучше молчать и наслаждаться созерцанием… Или нет, — тут же подхватила она, как бы сама себя перебивая, — будем лучше разговаривать. У нас ведь так много что сказать друг другу… Я сделала огромное путешествие, чтобы увидеть вас, и не знала, как и где найду вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67