Когда король шел в церковь, дорогу огораживали и не позволяли никому видеть его.
Август III любил роскошь, и Брюль держал его тем, что давал ему все средства предаваться ей. Он целые дни просиживал с Августом Третьим молча, и тот, не выпуская чубука изо рта, не поднимая глаз, спрашивал: «Брюль, деньги есть? » На этот неизменный вопрос короля Брюль всегда неизменно отвечал: «Есть, ваше величество!» Король называл сумму, которая была нужна для пришедшей ему в голову фантазии, и эта сумма действительно находилась.
Но сам Брюль позволял себе пышность еще большую, чем та, которой окружал себя король. У него было до двухсот прислужников, и свою почетную стражу он содержал гораздо лучше, чем королевскую. Держа короля взаперти, сам он показывался в обществе и любил, когда пред ним выказывали раболепство.
Достигнув такого положения, Брюль должен был чувствовать и сознавать, чего он лишился бы, если бы ему не удалось возвести Августа III на престол. А это, конечно, не могло бы удаться, если бы Брюль не мог доставить захваченные им польские сокровища вовремя в Дрезден и сделать Августа III фактическим обладателем их. Немудрено, что человек, чуть было не помешавший ему довезти благополучно сокровища, стал его злейшим врагом, которому он желал отмстить во что бы то ни стало.
Со стороны примаса было поставлено Брюлю несколько западней и послано за ним вдогонку, но Брюль благополучно миновал все опасности, за исключением одной.
XLVIII. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С БРЮЛЕМ
Брюль, увозя сокровища, главным образом боялся, что за ним будут следовать по пятам или нападут на него врасплох на дороге.
Чтобы убежать от преследования сзади, он скакал почти без отдыха, а чтобы на него не было нападения в пути, он окружил себя двенадцатью отборными, преданными людьми, которые составляли впоследствии ядро его стражи. Ехал он в карете, а его телохранители окружали его верхом.
Они делали поистине невероятные переезды, но непрерывно продолжать их все-таки не могли, потому что требовался отдых и для самого Брюля, и для сопровождавших его.
Для отдыха он пользовался остановками в городках и местечках, где менял лошадей и где считал себя в безопасности. Однако, как только наезжали за ним в местечко новые путешественники, Брюль из боязни, не погоня ли это, поспешно снимался и ехал дальше.
Во время одной из таких остановок он дождался вечера и, когда новых путешественников не приехало и было уже так поздно, что они уже не могли приехать, Брюль решился заночевать, не обратив внимания на троих гостей, остановившихся на проезжем дворе еще раньше его приезда и безмятежно игравших в кости. Но за свою оплошность он чуть-чуть не поплатился.
Эти трое людей оказались клевретами примаса, более сообразительными, чем остальные. Они верхом по лесным тропинкам и через болота пробрались напрямки, опередив Брюля в таком месте, где проезжая дорога делала заворот, и, приехав ранее его в постоялый двор, дождались его тут, разыграв роль беспечных путешественников.
Ночью, когда все уже спали, эти трое пробрались в комнату, которую занимал Брюль.
Но он оказался все-таки предусмотрителен. С самого начала путешествия он употреблял такую хитрость на ночлегах, что делал лишь вид, будто лично занимает комнату, а в действительности укладывал спать в этой комнате троих из своих сопровождающих, сам же через окно или каким-нибудь иным незаметным образом отправлялся в карету, где у него под сидением был привинчен сундук с короной и драгоценностями.
Эта предосторожность спасла его.
Клевреты примаса, проникнув в якобы занимаемую Брюлем комнату, нарвались там на трех самых сильных и ражих людей из его свиты и чуть не были сами уничтожены ими. Произошла настоящая свалка, одна из тех, какие, впрочем, довольно часто случались на заезжих дворах и в гостиницах того времени.
Приверженцам примаса пришлось бы плохо, если бы к ним на помощь не подоспел странствующий приказчик, который, несмотря на свои почтенные годы и скромное положение, великолепно владел шпагой, кстати оказавшейся у него на поясе.
Люди Брюля были побеждены, но только к утру выяснилось, что сам он остался цел и невредим и успел ускакать в карете дальше с девятью остальными, спавшими на сеновале так крепко после целого ряда утомительных переходов, что не слыхали происшедшей свалки. Кучер едва мог добудиться их, чтобы следовать за Брюлем.
Под видом странствующего приказчика пробирался в Варшаву не кто иной, как сам Станислав Лыщинский, новый избираемый король польский. Поэтому было немудрено, что он умел владеть шпагой.
Людей примаса, после неудачи их с Брюлем, он уговорил возвратиться вместе с ним в Варшаву, потому что все равно, если бы они даже и догнали теперь Брюля, они, как опознанные им, не могли уже ничего сделать. Это рассуждение было совершенно справедливо, и они возвратились в Варшаву.
Однако Станислав не открылся им вплоть до приезда туда; но приехав, он, разумеется, из чувства благодарности приблизил к себе троих, выказавших такую преданность по отношению к нему, людей.
Среди этих троих Ставрошевский был главным действующим лицом, и о нем быстро сложились целые легенды. На самом деле, собственно, король помог ему избавиться от опасности; но молва, наоборот, приписывала Ставрошевскому спасение короля.
Ставрошевский сделался героем дня и первым лицом при короле в то время, когда Станислав, после «свободного» его избрания сеймом, побывал в костеле Святого Яна и принимал уже королевские почести.
Тут, в чаду успеха, Ставрошевский женился на дочери гродненского магната Грембло, Марии.
Они еще справляли медовый месяц, как вдруг Ставрошевский бежал со Станиславом Лыщинским в Данциг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79