Впереди, рядом с молодцеватым крепышом — шофером в милицейской форме, служащей нам лучше всяких пропусков и «открытых листов», словно бы сладко дремлет, а на самом деле решительно все замечает Андрей Осипович Клименко. Рядом со мной на поролоновом матрасике, заботливо ему подложенном, торжественно восседает Авенир Павлович Андриевский, оглядывая весенний степной простор с гордым видом первооткрывателя.Самое начало апреля, весна еще только-только начала принаряжать землю. На дорогах лужи. Но в чистом, промытом до густой синевы высоком небе уже, ликуя, заливаются жаворонки, в полях рокочут тракторы, а влажный и густой весенний воздух пьянит голову. Места живописные. Балочки с родниками и перелески тут встречались чаще, чем южнее в степи, где мы копали прошлым летом.Колесим по грязным дорогам уже третий день с раннего утра до сумерек, а толку пока никакого. Объездили все окрестности Пятихаток, потом Лиховки, побывали и в Мишурином Роге на берегу Днепра. Тут мы вышли из машины, чтобы поразмяться, и, глядя на Днепр, разлившийся до самого горизонта, я опять с тревогой подумал: а что, если курган, какой ищем, давно уже затопило это рукотворное море?Михайловок и Варваровок попадалось немало, даже гораздо больше, чем помечено было на подробнейшей карте, какой снабдили нас друзья Андрея Осиповича.И курганов по пути встречалось немало, один лучше другого…Села были большие, с асфальтовыми тротуарчиками вдоль длинных улиц и с водопроводными колонками. Радовали глаз эти приметы крепкой, богатой жизни. Но в каком из этих сел, возникших явно на пепелищах уже после Отечественной войны и последующего укрупнения колхозов, искать жителей давно исчезнувших хуторков и мелких селений, которые могли бы припомнить чудака, копавшегося где-то в кургане полвека назад, в самый разгар гражданской войны?Мы расспрашивали попадавшихся на пути стариков и старушек, заезжали по совету Андриевского в школы и беседовали с местными учителями, преподавателями истории и географии, наслушались весьма занимательных рассказов о всяких исторических событиях и самых фантастических легенд. Но они никак не помогали найти родину Золотого Оленя.География этих мест даже за послевоенные годы так разительно изменилась, что их не узнавал и Авенир Павлович, тщетно пытавшийся до войны отыскать со школьниками могилу Смирнова. Старик огорчался все больше и выглядел виноватым.— Ну что вы, Авенир Павлович! Ничего не попишешь, жизнь идет вперед, все меняется, — утешал я его, а сам, признаться, уже начинал сомневаться в успехе поездки.Но вот снова забрезжила слабая надежда.Где-то на проселочной дороге мы увидели отдыхавшего на обочине в тени дубочка, едва начавшего одеваться нежно-зеленой листвой, старика в нейлоновой куртке и соломенной шляпе. Мы остановились, подсели к нему, поздоровались, завели разговор о жизни, о здоровье и о том, что вот разыскиваем Михайловку, возле которой давно, еще в годы гражданской войны, один ученый вел раскопки кургана…— Курганов у нас полно, — оживился дедок. — И еще с той войны, с французами, и могилы казаков запорожских. Были такие два запорожца — братья Серко, так они завещали себя похоронить рядом. Курганы те так и называются: Братья. И ученые давно теми курганами интересуются. Тот академик, про какого вы спрашиваете, тоже здесь копал. Я мальчонкой был, хлопчиком, а его хорошо запомнил.— Где же он копал? В каком кургане? — поспешно спросил я, не веря удаче.— Во всех, — не раздумывая, ответил он и широко обвел рукой полгоризонта. — Крепкий такой был академик. Здоровенный!— Позвольте, Скилур Авдеевич был невысокого роста, худенький, — негодующе произнес Авенир Павлович. — Вы что-то путаете. Он был совсем не такой, как вы рассказываете.— Кто? — уставился на него дед.— Скилур Авдеевич Смирнов, которого вы, говорите, знали.— Не знаю я никакого вашего Смирнова. То академик был, папиросы курил из золотого портсигара, — упрямо покачал головой наш собеседник. — Высокий мужик был, рыжий.— Вы же старый человек, а такие сказки рассказываете, — Авенир Павлович попробовал пристыдить дедка.— Почему сказки? Мне-то лучше знать, я здешний. И копал он возле Михайловки, это точно. Я жил в соседнем селе, в Григорьевке, а туда часто бегал, в Михайловку. Сожгли ее белые еще в ту войну, в гражданскую. А нашу Григорьевку фашисты спалили, когда отступали. Теперь я здесь у старшего сына живу.— А та Михайловка далеко отсюда была? — спросил Клименко.— Да нет, верст, мабуть, пятнадцать, не боле. Только не осталось там ничего, все запахано.— А вы знаете, у Скилура Авдеевича действительно был красивый золотой портсигар, — задумчиво произнес Андриевский, когда мы поехали дальше.Клименко посмотрел на меня и сказал:— Что нам стоит прокатиться лишних пятнадцать километров? Тем более места-то такие красивые.Проехали еще пятнадцать километров. Никаких признаков жилья вокруг. Те же привольно раскинувшиеся поля, цепочка курганов вдоль дороги. Еще несколько курганов повыше стоят посреди поля. Если бы можно было, не раскапывая, заглянуть, что они таят…— Н-да, где же тут могла стоять эта Михайловка, если дед не сочиняет? — пробормотал Клименко, встав на подножку машины и поглядывая вокруг. — Давай, Володя, проедем вон туда, где тракторист пашет. Поспрошаем его. Не застрянем?— Нет, товарищ майор, — шофер упорно титуловал бывшего следователя его прежним званием.Тракторист, завидев нас, остановил машину, выглянул из кабины. Мы поздоровались и спросили, не знает ли он, часом, где тут была когда-то деревня Михайловка.— Не знаю. Да вы поезжайте в правление, там наверняка скажут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73