А человек лишь натыкается на эту запутанную цепочку – и тогда ему приходится плохо.
Что заставляет некоторые вибрионы проникать именно в ганглии? Какие природные условия породили столь сложные пути распространения болезни? Этого мы пока еще не знаем. Но первооткрывателем, имя которого теперь занесено, как говорится, в «анналы науки», по праву надо считать нашего покойного друга. Ведь Женя первый подметил странное поведение муравьев.
И раз болезнь поражает у муравьев именно нервные центры, то и шутливая кличка «сумасшедших», которую он им дал, вдруг неожиданно оказалась пророческой! Вот ведь как оно бывает…
Все на свете имеет конец. Пришел конец и нашей работе. Свернуты палатки. Неуютно чернеет выжжен–ная земля на том месте, где собирались мы вечерами возле костра. Упакованы вещи, и Николай Павлович уже пошел за лошадьми. Сейчас мы навьючим их и навсегда покинем эту долину.
Почему-то каждый раз, когда приходится вот так свертывать лагерь и двигаться дальше, мне становится грустно. Наверное, потому, что, уезжая, оставляешь навсегда какой-то отрезок своей жизни… И понимаешь, что его уже не вернуть.
А здесь мы оставили больше…
Мария сидит в сторонке на камне и смотрит на пенящуюся у ее ног речку. Но видит ли она ее?
Вздохнув, я открываю блокнот, в котором помаленьку набрасываю черновик отчета о нашей работе. Когда вернемся в институт, писанины будет много.
Интересно, удалось ли им там создать вакцину?
Свое дело мы сделали. Никаких загадок не осталось, вся цепочка распространения болезни прослежена от начала до конца. И теперь ясно, как с ней бороться.
Надо просто «ранней весной, когда муравьи только начнут „сходить с ума“, обработать какими-нибудь химикатами все пастбища и норы грызунов в тех местах, где мы обнаружили основные „хранилища“ болезни. И через несколько лет загадочная вездесущая смерть будет поминаться лишь в легендах да преданиях стариков.
Химики теперь творят чудеса, им нетрудно подобрать какую-нибудь отраву, чтобы она уничтожала только опасных муравьев, а других насекомых не губила.
Но работы, которые намечалось вести в долине, можно начинать и сейчас, не ожидая полного искоренения болезни. Нужно лишь принимать определенные меры предосторожности. Раз убийца разоблачен, от него уже нетрудно защититься. Да и наши товарищи в институте, наверное, уже нашли или непременно создадут в ближайшее время предохранительную вакцину.
– Пришел попрощаться, – заставив меня вздрогнуть от неожиданности, вдруг произносит рядом Мария усталым, каким-то мертвым голосом.
Я и не заметил, когда она подошла.
– Ты что? – встревоженно спрашиваю я. – О чем ты?
Она молча кивает, предлагая мне обернуться.
На скале, точно в такой же окаменелой позе, каким мы увидели его впервые, стоит Хозяин. Вокруг него сидят четыре пса, разморенные зноем и разинув–шие пасти. А где же остальная свора? Прячется в кустах?
Да, похоже, старик пришел попрощаться. Радуется ли он, что мы наконец-то покидаем его долину? Или понимает, что недолго ему осталось царствовать в ней за счет людских страхов и суеверия?
Он стоит довольно далеко, отсюда не разглядишь его лица. Да и на таком лице, которое давно стало как опаленный солнцем древний камень, ничего не прочитаешь.
И опять у меня возникает мысль, так часто не дававшая нам покоя: почему его не берет болезнь? Ведь уж он-то живет в такой грязище и запустении, что вибрионы, начиненные смертоносными вирусами, должны были давно умертвить старика. А он жив и здоров, стоит себе на скале истуканом.
Почему он не заболевает? Видно, мы уедем, так и. не узнав этого. Я ошибся: одна загадка все-таки останется…
«Форменная статуя! – возмущаюсь я в душе с какой-то детской обидой. – И чтоб полное сходство было, без рук, словно Венера Милосская…
Без рук?!
– Поражает копыта… – бормочу я, не сводя глаз со старика.
Неужели в этом весь секрет?!
– Что с тобой? – испуганно спрашивает Мария.
– В каком тюке у нас истории болезни? Кажется, здесь! – Я кидаюсь лихорадочно распаковывать тюк.
– Зачем?
– Мне нужна Женина история болезни…
Мария сжимается, как от удара. Лишь теперь я соображаю, как больно ей слышать такую фразу. Но мне некогда ее утешать.
Я вынимаю одну папку за другой, открываю, перелистываю аккуратно подшитые бумажки… Вот она!
«…Печень несколько увеличена, цвет нормальный… На левой голени старый шрам…» Дальше, дальше!
Вот оно!
«…На обеих руках незначительно повреждены ногти, видимо, следы повреждения цестодой или другим каким-то видом паразитических червей. Трудно определить, свежие ли это травмы или давние. Такое же незначительное разрушение ногтей отмечено и на двух пальцах правой ноги…»
Труп Жени вскрывал наш опытный институтский прозектор Савелий Павлович, конечно, он не мог пропустить ни одной кажущейся мелочи. Я был прав.
Вот и разгадана последняя загадка. Можно сказать, что помог нам Хозяин: ведь именно его изувеченные руки натолкнули меня на первую, еще смутную мысль. А потом что-то щелкнуло в мозгу – словно включили лампочку, и темнота вдруг стала ясной, простой и понятной.
Загадочны и причудливы все-таки пути искания истины! Вот теперь вдруг неожиданно пригодились и стали бесценными казавшиеся нам прежде малоинтересными наблюдения Николая Павловича. Ведь это он первый подметил, что вибрионы поражают копыта у овец. А специально проведенные позднее исследования подтвердили мою догадку о том, что именно через ногти проникает болезнь и в человеческое тело. Поражая роговые ткани, вибрион окончательно «созревает», и лишь после этого таившийся в нем вирус начинает свою смертоносную работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35